рабочим брать в свои руки заводы, а крестьянам захватывать землю, хотя эти анархические действия шли вразрез с марксистским учением. В 1921-м он возродил свободный рынок сельскохозяйственной продукции и допустил капиталистическое предпринимательство в производстве потребительских товаров. Сталин наделил колхозников личными земельными участками, и получаемую на них продукцию они могли продавать по договорным ценам. В 1930-е годы он поощрял создание за границей Народных фронтов, что предполагало сотрудничество коммунистов с их злейшими врагами — социал-демократами. Хрущев заменил всемирную классовую войну «мирным сосуществованием». Мао провозгласил, что человеческая воля может брать верх над объективной реальностью, тогда как его преемники призвали своих подданных обогащаться. Все это делалось во имя коммунизма. В каждом случае требования идеологии приносились, по крайней мере временно, в жертву высшим интересам партии, которые всегда и всюду означали одно и то же: сохранение и расширение неограниченной власти.
Затраты на эксперименты со строительством утопий были неимоверными, число загубленных жизней — огромно. Общую численность жертв коммунизма издатель-редактор «Черной книги коммунизма» Стефан Куртуа оценивает в 85-100 миллионов человек, что на 50 процентов превышает численность погибших в двух мировых войнах. В оправдание этих потерь приводились разные соображения, в том числе, например, и то, что, не разбив яиц, яичницу не изжаришь. Люди все-таки не яйца, но беда еще и в том, что никакой яичницы из этой бойни не получилось.
Уцелевшие тоже понесли потери. В попытках добиться полного единообразия коммунистические режимы ссылали, бросали в тюрьмы и принуждали к молчанию тех, кто не желал мириться с навязываемыми порядками — часто людей наиболее способных и предприимчивых. В результате была приведена в действие своего рода эволюция вспять: создавалось положение, при котором наиболее несамостоятельные и послушные получали наилучшие шансы выжить. Предприимчивые, честные и общественно мыслящие погибали. Таким образом, коммунистические общества теряли своих лучших людей, соответственно, оказывались на дороге обнищания.
В России, дольше всех прожившей в условиях коммунизма, одним из следствий стало то, что у населения отобрали веру в собственные силы. Поскольку при советской власти вся общественная практика подчинялась распоряжениям, которые спускались сверху, а инициатива приравнивалась к преступлению, народ утратил способность принимать решения, будь то в крупных или мелких делах (кроме связанных с уголовщиной); люди живут ожиданием приказов. После краткого порыва навстречу демократии, вернулась острая тоска по сильной руке. У народа не оказалась ни способности, ни желания стоять на собственных ногах и самостоятельно определять свою судьбу. И это не самый малый урон, который коммунизм нанес России и всем странам, подвергшимся, подобно ей, длительной коммунистической дрессировке. Он уничтожил в них также уважение к труду и убил чувство общественной ответственности.
Стремление к собственности — свойство врожденное; уважение к собственности других воспитывается. Об этом ясно говорит изучение психологии детей. Отсюда следует, что если некто обнаруживает неуважение к своим правам собственности — будь то со стороны властей или общества в целом, — он не только перестает считаться с их имущественными интересами, но и становится носителем самых хищнических инстинктов. Так именно и произошло после падения коммунистического режима в СССР, что и стало помехой для перехода к подлинно рыночной экономике, которая зиждется на уважении к правам собственности.
Маркс утверждал, что капитализму присущи неразрешимые внутренние противоречия, обрекающие его на неизбежный крах. В действительности капитализм как система, способная откликаться на меняющиеся обстоятельства и приспосабливаться к ним, умел преодолевать все свои кризисы. Коммунизм, напротив, будучи воплощением жесткой доктрины — псевдонаукой, преобразованной в псевдорелигию и воплощенной в неповоротливом политическом режиме, — показал себя неспособным избавиться от порабощавших его заблуждений и ушел в небытие. Если он когда-либо возродится, это может произойти только вопреки приговору истории и с гарантированной перспективой еще одного провала. Действие в этом направлении будет граничить с безумием того вида, о котором сказано: снова и снова делать одно и то же в надежде получить иные результаты.
Комментарии
1
Нет четкого различия между «социализмом» и «коммунизмом». Маркс различал две фазы продвижения к полному коммунизму: первая, переходная фаза, в рамках которой сохранятся старые виды неравенства даже при уничтожении их корней; за ней последует вторая, высшая фаза, когда принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям» заменит принцип «равной оплаты за равный труд». Первую фазу Ленин определил как социализм, вторую как коммунизм. Однако, придя к власти в России, он сменил название своей партии с «социал-демократической» на «коммунистическую», и мы будем пользоваться термином коммунизм, подразумевая под этим ленинскую теорию и практику. См.: Andrzej Walicki, Marxism and the Leap to the Kingdom of Freedom (Stanford, 1995), р. 93.
2
Поскольку мечта об обществе, не знающем собственности, характерна буквально для всех утопий, она могла возникнуть лишь там, где частная собственность преобладала: до недавнего времени это фактически были Европа и регионы, населенные европейцами.
3
«Опредмечивать» — значит, придавать абстракции «вещный» смысл. В качестве примера Маркс, следуя за Фейербахом, ссылался на присущую людям склонность приписывать качества благости и желаемых совершенств некому (несуществующему, по мнению Маркса) их носителю, которого они называют Богом. Другим примером служит утверждение: «История рассудит» вместо «Историки скажут свое слово».
4
Бенито Муссолини, основавший в 1919 году фашистскую партию, но до первой мировой войны возглавлявший крайне радикальное крыло социал-демократии, придерживался в то время такой же точки зрения.
5
Многие наблюдатели считали отличительной чертой советского коммунизма верность населения принудительно навязанной идеологии. К этому неверному заключению могло приводить то обстоятельство,
