шесть миллионов увеличили тот слой городских жителей, который составляли крестьяне, поселившиеся в городах еще до войны. Как и их предшественников, их трудно было назвать горожанами в строгом смысле слова, скорее, это были все те же мужики, которым довелось жить в городе: мужики в шинелях, ожидающие отправки на фронт, мужики, занявшие места призванных в армию рабочих на заводах и фабриках, мужики, приехавшие в города торговать. Их корни оставались по-прежнему в деревне, куда они готовы были вернуться в любой момент, как это и случилось в действительности после большевистского переворота.
Тяготы инфляции, которые горожане впервые ощутили на себе осенью 1915 года, с течением времени все возрастали и к осени следующего года достигли высшей точки. Инфляция ударила по всем слоям городского населения: и по промышленным рабочим, и по конторским служащим, и в какие-то моменты даже по низшему чиновничеству и полицейским. Хотя подобную ситуацию трудно описать с математической точностью, все говорит о том, что в течение 1916 года рост цен значительно опередил рост заработной платы. Сами рабочие полагали, что если их жалованье удвоилось, то цены в это же время учетверились. В октябре 1916 года департамент полиции установил, что за предшествующие два года заработная плата увеличилась в среднем на 100 %, тогда как цены на самые насущные товары возросли на 300 %15. Инфляция для горожан означала то, что многим из них стали недоступны даже те товары, которые имелись в продаже. А самих товаров становилось все меньше, главным образом из-за транспортных неурядиц. Ведь богатейшие российские житницы и запасы топлива (нефти и угля) располагались на юге, юго-востоке и востоке страны, на значительном расстоянии от промышленных регионов севера. В предвоенные годы экономически более целесообразно было доставлять уголь в Петербург из Англии, нежели из Донецка. Когда в начале войны морской путь через Балтику для союзнического флота оказался закрыт, русская столица мгновенно ощутила топливный кризис. Снабжение продовольствием осложнялось двумя дополнительными обстоятельствами: нежеланием крестьян вывозить на рынок свой товар и нехваткой рабочих рук для возделывания частновладельческих угодий, в мирное время вносивших ощутимый вклад в поставку зерна на рынок. В 1916 году, когда хлебородные регионы утопали в зерне, на севере испытывали голод: здесь уже в феврале 1916 года было привычным наблюдать «длинные очереди бедноты, часами простаивающие на холоде перед хлебными лавками»16.
А.Н.Хвостов, вскоре назначенный на пост министра внутренних дел, уже в октябре 1915 года предупреждал о надвигающемся топливном и продовольственном кризисе в центральных и северных регионах России. Петроград, по его мнению, был особенно уязвим: вместо 450 железнодорожных вагонов, необходимых ежедневно для удовлетворения потребностей города, в указанный месяц выделялось в среднем по 11617. В течение 1916 года положение на транспорте все более ухудшалось, так как подвижной состав из-за постоянных перегрузок и небрежного обращения выходил из строя. Поставленная из Соединенных Штатов железнодорожная техника лежала мертвым грузом в Архангельске и Владивостоке, и переправить ее в глубь страны не представлялось возможным.
Люди глухо роптали, но подняться на открытый бунт были еще не готовы, с присущим им смирением перенося тяготы и лишения. На возмутителей спокойствия отрезвляюще действовала угроза быть отправленными на фронт.
Возрождение русской армии, наблюдавшееся в 1916 году, поразило всех, включая даже союзников России, так или иначе поставивших крест на военном сотрудничестве с ней. В большой степени русская армия воспряла благодаря усилиям Поливанова и его сподвижников, направленным на установление взаимодействия Думы с российскими деловыми кругами. Армейские штабы теперь пополнялись способными офицерами, извлекшими полезные уроки из кампаний 1914-го и 1915 годов. Поток военных поставок с Запада, хлынувший с середины 1915 года, существенно изменил положение: в зиму 1915/1916 годов Россия получила от союзников более миллиона винтовок — количество, равное годовой продукции ее собственных заводов18. Были обеспечены и соразмерные потребностям поставки артиллерийских снарядов. С тех пор как пост военного министра занял Поливанов, Россия стала размещать за границей заказы на артиллерийское снаряжение: в 1915–1916 годах Россия получила с Запада более 9 млн. 76-миллиметровых снарядов, а также 1,7 млн. снарядов среднего калибра, при том что в самой России за это время произвели соответственно 28,5 и 5,1 млн. штук. Из 26 тыс. пулеметов, имевшихся на вооружении армии в 1915–1916 годах, 11 тыс. были иностранного происхождения, в основном из Соединенных Штатов19.
В начале 1916 года союзники стали готовить наступление на Сомме, начало которого планировалось на 25 июня. С русским Генеральным штабом было оговорено, что десятью днями ранее, то есть 2 (15) июня, русские войска перейдут в наступление в Галиции — этой операцией, как предполагалось, будет покончено с австрийской армией. Командование четырьмя армиями, которым предстояло участвовать в этом наступлении, было поручено генералу А.Брусилову:
«Подготовка, предпринятая брусиловским штабом, была чем-то совершенно невиданным прежде на Восточном фронте. Передовые окопы были выдвинуты вперед на расстояние пятидесяти шагов от позиции противника — и это более или менее по всему фронту. Для резервных частей были выкопаны гигантские котлованы, часто снабженные земляным валом, достаточно высоким, чтобы не дать возможности неприятельским артиллеристам видеть, что происходит в русском тылу. Были сооружены точные образцы австрийских траншей, и войска упражнялись в них; было отдано должное фотосъемке с воздуха, и были отмечены позиции каждой австрийской батареи»20.
В ответ на просьбы итальянцев, которых австрийцы сильно потеснили под Трентино, начало русской операции было передвинуто на более ранний срок — 22 мая (4 июня). Операция началась с интенсивного, продолжавшегося целый день артиллерийского обстрела, вслед за чем русские атаковали австрийские позиции под Лембергом (Львовом). Наступление постепенно развернулось по фронту протяженностью 300 км от Пинска до румынской границы. Австрийцы были застигнуты врасплох: не веря в способность русских перейти в наступление, они оголили фронт, перебрасывая подкрепление частям, ведущим бои с итальянцами. Русские взяли в плен 300 тыс. человек, а убитыми и ранеными австрийцы потеряли, по- видимому, в два раза больше. Австро-Венгрия оказалась на грани полного разгрома, от которого ее вновь спасла Германия, сняв для оказания помощи австрийцам 15 дивизий с Западного фронта.
Русское наступление длилось десять недель и наконец истощилось. Оно не принесло ни крупных территориальных завоеваний, ни существенных изменений в стратегическом положении на Восточном фронте, но нанесло невосполнимый моральный урон австрийской армии, которая уже не была способна на самостоятельные действия и требовала постоянной поддержки германских сил. Наступление 1916 года знаменовало зарождение в русской армии нового духа, который принесли с собой стратегически мыслящие и технически образованные офицеры, пришедшие на смену командирам, обязанным своим назначением лишь выслуге лет и связям в высоких сферах.
Отбыв в Ставку, царь потерял непосредственную связь с политической жизнью в столице. О положении вещей он по большей части узнавал от супруги, которая, впрочем, не слишком тонко разбиралась в политике и, кроме того, преследовала собственные интересы, постоянно уверяя Николая, что все идет хорошо. Он имел слабое представление о растущем недовольстве в городах и обострении экономических проблем. И все же сердце его было не на месте, и хотя внешне он не выказывал волнения, спокойствие его было обманчивым. В ноябре 1916 года французскому послу стало известно, что царя мучает бессонница и он то испытывает подавленность, то впадает в беспокойство, а жена присылает ему успокоительные средства, приготовленные другом Распутина тибетским врачевателем П.А.Бадмаевым и содержащие, по всей видимости, гашиш21.
Отсутствие в столице царя наделяло немалой властью Александру, которая полагала себя гораздо более способной противостоять мятежной оппозиции. Она писала ему ободряющие письма: «Не беспокойся о том, что остается позади. Необходимо быть строгим и прекратить все сразу. Дружок, я здесь, не смейся над своей глупой, старой женушкой, но на мне надеты невидимые «брюки», и я смогу заставить старика быть энергичным. Говори мне, что делать, пользуйся мной, если я могу быть полезной. В такие времена Господь мне подает силу, потому что наши души борются за правое дело против зла. Это все гораздо глубже, чем кажется на глаз. Мы, которым дано видеть все с другой стороны, видим, в чем состоит и что означает эта борьба. Ты, наконец, показываешь себя государем, настоящим самодержцем, без которого
