нелепее были наговоры, тем более им склонны были верить политически неграмотные рабочие и солдаты: жизнь обратилась в хаос, и причину этого следовало искать необычную, из ряда вон выходящую.
Вместе с тем уличные демонстрации — и в этом было отличие от февраля — следовало жестко контролировать: Ленин ни в коей мере не полагался на стихийность, хотя и признавал необходимость придавать своим хорошо рассчитанным мероприятиям видимость стихийных. Ленин перенял у Наполеона и применил к гражданской войне принцип tiraillerie, или разведки боем, который некоторые военные историки считают главным вкладом Бонапарта в военную науку46. При ведении боевых действий Наполеон обычно разделял свои силы надвое: на профессиональную гвардию и отряды новобранцев. Как правило, при начале боя вперед высылались новобранцы, которые вызывали на себя огонь неприятеля; это давало возможность оценить вражескую диспозицию. В ответственный момент в бой посылалась гвардия, которая прорывала вражескую линию в слабейших точках и обращала врага в бегство. Ленин применил этот принцип к войне в условиях города. Чтобы вызвать реакцию правительства и обнаружить его сильные и слабые стороны, на улицы высылались толпы с подстрекательскими лозунгами. Если толпам удастся смять силы правительства, то большевистский аналог наполеоновской гвардии — вооруженные рабочие и солдаты, входящие в состав Военной организации большевиков, — берут власть. Если толпы побегут, — что ж, можно все-таки утверждать, что народные массы хотят перемен и что выступающее против них правительство является антидемократическим». Затем надо дожидаться следующей возможности. Основным принципом тут было наполеоновское «on s'engage et puis on voit» — «сначала надо ввязаться в бой, а там уже видно будет»47. Ленин предпринял три попытки устроить путч — в апреле, июне и июле 1917 года, но сам каждый раз держался в тени и, высылая толпы на улицы, всегда делал вид, что следует воле «народа», а не направляет его. После провала каждой попытки он упорно отрицал какие бы то ни было революционные намерения и даже создавал видимость, что его партия делала все возможное, чтобы сдержать бушующие массы. [Тактика эта ввела в заблуждение даже некоторых историков: поскольку большевики не заявляли открыто, говорят они, что стремятся к власти, они к ней и не стремились. Но в октябре 1917 г. большевики заявляли, что действуют под давлением снизу, хотя такого давления не было. Двойственность средств, к которым прибегали большевики и их подражатели, была впервые отмечена Curzio Malaparte в его книге «Coup d'Etat». Участник группы Муссолини по захвату власти, Малапарте понял то, что упустили многие из его современников и историков: в процессе революции большевики и их последователи действовали на двух определенных уровнях, один из которых был явным, а другой — скрытым, но на нем-то и наносился смертельный удар по жизненно важным центрам существующего режима.].
Ленинская тактика революции требовала управления толпой. Трудно сказать, инстинктивно или намеренно, но он следовал теории поведения толпы, сформулированной впервые французским социологом Гюставом Ле Боном в книге «La Psychologic des Foules» («Психология толпы») в 1895 году. [Согласно Б.Баженову, один из секретарей Ленина называл труд Ле Бона среди книг, которыми тот пользовался чаще всего (Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. Париж; Нью-Йорк, 1983. С. 117).]. По Ле Бону, индивид, становясь частью толпы, теряет индивидуальность и растворяется в так называемой «коллективной личности», которой присуща специфическая психология. Основные ее черты — пониженная способность к логическому суждению и соответственное гиперболизированное ощущение «несокрушимой мощи». Уверенная в своей непобедимости, толпа жаждет действия, поэтому ею можно манипулировать: «толпа находится в состоянии выжидающего внимания, и это делает ее доступной для внушения». Особенно отзывчиво реагирует толпа на призыв к применению насилия, лишь бы в нем присутствовала ассоциация слов и идей, вызывающая «грандиозные и туманные образы», облеченные «загадочностью», такие, как «свобода», «демократия», «социализм». Толпы идут за фанатиками, которые непрестанно возбуждают их сильными повторяющимися образами. Поэтому, заключает Ле Бон, сила, ведущая толпы, сродни религиозной вере, «она требует божества прежде всего», вождя, которому толпа приписывала бы сверхъестественные достоинства. Религиозное чувство толпы очень просто: «Поклонение тому существу, которому приписывается превосходство, страх перед той силой, которой он якобы обладает, слепое повиновение его приказам, неспособность критически отнестись к его мнениям, желание всячески распространять их и наклонность считать врагом каждого, кто их не разделяет»48.
Более современный исследователь поведения толпы привлекает внимание к динамике масс: «Как только толпа оформилась, она начинает быстро расти численно. Трудно переоценить напор и решительность, с какими она распространяется вширь. Покуда толпа ощущает свой рост — например, в революционной ситуации, когда вначале зарождается небольшая, но сильно возбужденная толпа, — она воспринимает все, что мешает ее росту, как оковы… Толпа подобна осажденному городу и, словно во время осады, противостоит врагу — как за стенами, так и внутри их. В процесс борьбы она привлекает все больше и больше сторонников с прилегающих территорий»49.
В редком порыве откровенности Ленин однажды сообщил своему соратнику П.Н.Лепешинскому, что хорошо понимает принципы массовой психологии: «В конце лета 1916 г. В.И. в интимной беседе довольно уверенно предсказывал поражение революции и намекал на необходимость готовиться к отступлению. Если же он, несмотря на такое пессимистическое настроение, продолжал все-таки держать курс на напряжение революционных сил пролетариата, то это, по-видимому, из тех соображений, что революционная актуальность масс никогда не помешает. Если еще выпадет какой-нибудь шанс на победу или даже на полупобеду, то в значительной мере именно благодаря этой актуальности»50. Другими словами, массовое действие, даже при неуспехе, оставалось ценным средством поддержания толпы на высоком уровне напряжения и боевой готовности. [См. Eric Hofler: «Действие — момент объединяющий <…> Все массовые движения прибегают к массовому действию в целях объединения. Конфликты, которых массовое движение ищет и которые оно возбуждает, служат не только победе над врагом, но и помогают освободить его последователей от индивидуальности и растворить их в коллективной среде» (The True Believer. N.Y., 1951. P. 117).]. Три месяца после возвращения в Россию Ленин прожил на одном дыхании, пытаясь свалить Временное правительство путем массовых выступлений. Он подвергал и само правительство, и социалистов, которые его поддерживали, бесчисленным словесным нападкам как предателей революции, последовательно призывал население к гражданскому неповиновению: армию — игнорировать приказы правительства, рабочих — брать управление фабриками в свои руки, общинное крестьянство — захватывать частные земельные владения, национальные меньшинства — бороться за свои национальные права. Четкого плана действий у него не было, но в том, что успех рано или поздно придет, он не сомневался, потому что каждая вылазка обнаруживала нерешительность противника и его неспособность к действию. Если бы во время июльского путча у Ленина не сдали нервы, он вполне мог взять власть уже тогда, а не в октябре.
Несмотря на то, что тактика Ленина (а затем и Троцкого) была сильно военизирована, она парадоксальным образом не приводила к частому применению физической силы. Это должно было прийти позже, уже после захвата власти. Целью пропаганды и словесной трескотни, провоцирования массовых демонстраций и уличных беспорядков было внедрить в сознание противника и всего народа общее чувство неизбежности: наступает время перемен, предотвратить которые невозможно. Как впоследствии его ученики и подражатели Муссолини и Гитлер, Ленин на пути к власти стремился первым делом сломить дух тех, кто стоял у него поперек дороги, убедить их, что они обречены. Победа большевиков в октябре была на девять десятых победой психологической: привлеченные силы были ничтожны — всего несколько тысяч человек на страну со стопятидесятимиллионным населением, и не было сделано практически ни одного выстрела. Вся операция целиком служила подтверждением поговорки Наполеона: «Битва выигрывается или проигрывается в умах людей прежде, чем она началась».
Первую попытку захватить власть большевики предприняли 21 апреля, воспользовавшись военным кризисом, в котором тогда оказалась Россия.
Вернемся к тому, как в конце марта 1917 года Исполком оказывал давление на Временное правительство с тем, чтобы оно дезавуировало претензию, заявленную Милюковым на австрийские и турецкие территории. Чтобы усмирить социалистов, правительство выпустило 27 марта декларацию, в которой, не тратя много слов на отказ от аннексионистских претензий, объявляло целью России «длительный мир», основанный на «самоопределении наций».
Сделанная уступка восстановила порядок, но очень ненадолго. Проблема снова оказалась предметом
