работы. Это примечательно и свидетельствует о том презрении, которое он испытывал к тексту Конституции, имевшей в его глазах лишь одну цель: создать видимость расплывчатой, полуанархической государственной структуры, за которой могла бы прятаться стальная рука партийного контроля20.
Конституция 1918 года вполне отвечала циничным критериям «хорошего» основного закона: она была краткой и запутанной. Первая ее статья провозглашала Россию «республикой Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов», «вся власть в центре и на местах» отдавалась этим Советам21. Положения эти порождали вопросов больше, чем ясности, поскольку в последующих статьях не разъяснялось, как власть должна делиться между центральными и местными органами, между самими Советами. В статье 56 говорилось, что «в границах подведомственной им территории высшей властью являются съезды Советов (края, губернии, района и волости)». Но поскольку каждый край включал несколько губерний, а каждая губерния — множество районов и волостей, это положение оказывалось бессмыслицей. Все еще больше запутывалось статьей 61, поскольку она, в противоречие принципу, согласно которому съезды Советов являлись «высшей властью» на своей территории, требовала от региональных Советов заниматься лишь местными вопросами и, одновременно, «проводить в жизнь решения высших органов советской власти».
Неспособность Конституции 1918 года определить и разграничить круг полномочий советских органов на различных территориальных уровнях служила еще одним доказательством того, что большевики не собирались переоценивать ее вес и значение. Но все же она усиливала центробежные тенденции, давая им конституционное оправдание. [Тенденции эти усугублялись отказом правительства субсидировать губернские Советы. В феврале 1918 года на требование губернских Советов выделить им денег Петроград ответил, что им следует добыть средства, облагая «безжалостными» налогами имущие классы (Пролетарская революция. 1925. № 3 (38). С. 161–162). В результате этой рекомендации местные власти стали облагать «буржуазию» на своей территории самовольными «контрибуциями».].
Чтобы добиться полной свободы действий, Ленину требовалось срочно освободиться от подотчетности Центральному исполнительному комитету.
По инициативе большевиков Вторым съездом Советов был распущен старый Исполком и избран новый, в котором большевики заняли 58 % мест. Такая расстановка сил давала большевикам гарантии, что, голосуя единым блоком, они могут провести или блокировать любую резолюцию, хотя им и приходилось еще считаться с горластым меньшинством левых эсеров, правых эсеров и меньшевиков. Эсеры и меньшевики не признавали законность Октябрьского переворота и отказывали большевикам в праве формировать правительство. Левые эсеры принимали Октябрьский переворот, но сохраняли множество демократических иллюзий, в частности, стремились к формированию коалиционного правительства из всех партий, представленных в Советах.
Небольшевистское меньшинство серьезно уверовало в принцип (большевики придерживались его только на словах), согласно которому ЦИК являлся советским законодательным органом, имевшим решающее слово при формировании кабинета и определении круга его деятельности. Полномочия эти ЦИК получил благодаря резолюции, предложенной Лениным и принятой Вторым съездом Советов: «Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановляет:
Образовать для управления страной, вплоть до созыва Учредительного собрания, Временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом народных комиссаров. <…>
Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному исполнительному комитету»22. Яснее сказать было нельзя. Ленин, тем не менее, твердо намеревался отбросить этот принцип и вывести свое правительство из-под контроля ЦИКа и любого другого внешнего органа. Именно этого он и добился через десять дней после того, как стал главой государства.
Историческое противостояние между большевиками и ЦИКом было обозначено, когда последний потребовал, чтобы большевики расширили состав Совнаркома, включив в него представителей других социалистических партий. Все политические партии выступали против того, что большевики заняли все должности в Совнаркоме: в конце концов, Съезд Советов избирал их, чтобы они представляли Советы, а не свою партию. Недовольство это оформилось и приняло угрожающие формы, когда, через три дня после большевистского переворота, Союз железнодорожных рабочих, крупнейший профсоюз России, выдвинул ультиматум с требованием создания социалистического коалиционного правительства. Для всякого, кто помнил октябрь 1905 года и ту решающую роль, которую железнодорожная забастовка сыграла в падении царизма, это должно было стать серьезным предостережением.
Профсоюз, сотни тысяч членов которого были разбросаны по всей стране, мог полностью парализовать транспорт. В августе 1917 года он обеспечил победу Керенского над Корниловым. В октябре он сперва принял лозунг «Вся власть Советам», но как только его руководство осмыслило, каким образом этот лозунг использовали большевики, оно сразу выступило против них, требуя, чтобы Совнарком был заменен коалиционным правительством23. 29 октября Союз заявил, что, если в правительство не войдут представители всех социалистических партий, он объявит забастовку. Угроза была серьезная, поскольку большевикам, готовящимся к контрнаступлению Керенского, нужны были поезда для переброски войск на фронт.
Большевики созвали Центральный Комитет. Ленин и Троцкий, занятые организацией обороны против наступления Керенского, присутствовать на нем не смогли. Центральный Комитет в их отсутствие поддался панике и уступил требованиям Союза, признав необходимым «расширение базы правительства» посредством включения в него представителей других социалистических партий. Он также подтвердил, что Совнарком — орган ЦИКа и отчитывается перед ним. Комитет делегировал Каменева и Г.Я.Сокольникова на переговоры с представителями профсоюза и других партий о формировании нового советского временного правительства24. По существу, резолюция эта означала отказ от власти, завоеванной в ходе Октябрьского переворота.
Позднее в тот же день, 29 октября, Каменев и Сокольников присутствовали на совещании восьми партий и нескольких межпартийных организаций, созванном Союзом железнодорожных рабочих. В соответствии с принятой большевистским ЦК резолюцией они согласились ввести в Совнарком меньшевиков и эсеров на том условии, что те примут резолюции Второго съезда Советов. Совещание назначило комиссию для выработки условий преобразования Совнаркома. Условия Союза были приняты, и поздно вечером в его местные организации был отправлен приказ отменить забастовку, но оставаться наготове25.
Чувство облегчения, которое принес большевикам достигнутый компромисс, исчезло на следующий же день, когда они узнали, что Союз, поддержанный социалистическими партиями, повысил свои требования и стал добиваться, чтобы большевики совсем вышли из правительства. Большевистский Центральный Комитет, все еще в отсутствие Ленина и Троцкого, провел большую часть дня, обсуждая это требование. Обсуждение проходило в атмосфере крайне напряженной, поскольку в город с минуты на минуту могли ворваться выступавшие на стороне Керенского силы под командованием атамана Краснова. Каменев, пытаясь спасти хоть что-то, предложил компромисс: Ленин передает обязанности председателя Совнаркома лидеру эсеров В.М.Чернову, но большевики оставляют за собой второстепенные посты в коалиционном правительстве, уступая ведущую роль эсерам и меньшевикам26.
Трудно предугадать судьбу этих соглашений, если бы в тот же вечер не стало известно, что силы Краснова отбиты.
Как только военная угроза отпала, Ленин и Троцкий сосредоточились на катастрофическом положении, в котором оказались большевики из-за «капитулянтской» политики Центрального Комитета. 1 ноября на очередном заседании ЦК Ленин разразился неудержимой бранью27. «Политика Каменева, — потребовал он, — должна быть прекращена» немедленно. ЦК следовало вести переговоры с Союзом для «дипломатического прикрытия военных действий» — то есть не с честными намерениями, а лишь для того, чтобы добиться его содействия в борьбе против сил Керенского. На большинство ЦК это не произвело сильного впечатления: Рыков выступил с мнением, что большевики не смогут удержать власть. Провели голосование: десять членов ЦК стояли за продолжение переговоров о создании нового, коалиционного правительства с другими социалистическими партиями и только трое поддержали Ленина (Троцкий, Сокольников и, по-видимому, Дзержинский). Даже Свердлов оказался не на его стороне.
Ленин потерпел унизительное поражение: его товарищи готовы были отказаться от завоеваний
