защитницей трудящихся, каковой она себя выставляла, ей чужды интересы трудового народа, и, добравшись до власти, она боится лишь потерять ее, а потому дозволены все средства: клевета, насилие, обман, убийство, месть семьям восставших. Долготерпению восставших пришел конец. Здесь и там заревом восстаний озарилась страна в борьбе с гнетом и насилием. <…>
Настоящий переворот дает трудящимся возможность иметь, наконец, свои свободно избранные Советы, работающие без всякого насильственного партийного давления, пересоздать казенные профессиональные союзы в вольные объединения рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Наконец-то сломана полицейская палка коммунистического самодержавия»62.
В течение следующей недели, держа защитников крепости в постоянном напряжении ночными вылазками, Тухачевский подтягивал подкрепление. Не получая поддержки с земли и испытывая недостаток в продовольствии, осажденные явно поникли духом, о чем кронштадтские коммунисты, которых восставшие не сочли нужным изолировать или хотя бы запретить пользоваться телефоном, тотчас оповестили большевистское командование. Для поддержания морального духа в своих войсках коммунисты вели интенсивную агитацию, выставляя мятежников слепым орудием контрреволюции.
Решающее наступление 50-тысячных частей Красной Армии началось в ночь с 16 на 17 марта: на сей раз основные силы двигались с юга, со стороны Ораниенбаума и Петергофа. Защитников было 12–14 тыс., из которых 10 тыс. моряков, а остальные — пехота. Нападающим удалось пробраться незамеченными до самого острова. Началось жестокое, по преимуществу рукопашное сражение. К полудню 18 марта остров был полностью под контролем большевиков. Несколько сотен из двух тысяч пленных было убито. Некоторые из мятежников, включая лидеров, сумели спастись, уйдя по льду в Финляндию, где они были интернированы. ЧК намеревалась рассеять оставшихся пленных мятежников, выслав в Крым и на Кавказ, но Ленин сказал Дзержинскому, что следует «их сосредоточить где-нибудь на Севере»63. Это означало заключение в самые суровые концентрационные лагеря на Белом море, откуда мало кто возвратился.
Разгром Кронштадтского восстания был встречен населением довольно мрачно. Он не прибавил славы Троцкому, и, хотя он не упускал случая покичиться собственными военными и политическими победами, в мемуарах он обходит молчанием свою роль в этих трагических событиях.
Ленин и Троцкий получали регулярные донесения от Полевого штаба Реввоенсовета о ходе военной операции против «банд», действующих в Тамбове, так, словно это был настоящий театр военных действий64. Хотя штаб докладывал об одной победе за другой, в ходе которых «бандитов» либо рассеивали, либо уничтожали, было очевидно, что этот враг, ведущий войну не по правилам, не может быть разбит обычными военными методами. Поэтому Ленин решил поручить Тухачевскому проведение особой решительной военной кампании65. Приехав в Тамбов в начале мая, новый командующий собрал войска, насчитывавшие в разгар операции более 100 тыс. человек66. Частям Красной Армии помогали «Интернациональные отряды» из венгерских и китайских добровольцев. Тухачевский понимал, что ему придется иметь дело не только с военной силой — тысячами партизан, — но еще и с многомиллионным враждебно настроенным населением. В докладе Ленину, после того как хребет восстания уже был сломлен, он объяснял, что «на предстоявшие действия приходилось смотреть не как на какую-нибудь более или менее длительную операцию, а как на целую кампанию или даже войну»67. «Наше высшее командование решило не увлекаться мерами карательными, а вести целую кампанию, — объяснял другой большевик. — Все операции решено было вести с жестокостью, чтобы самый характер действий внушал уважение к мерам»68. Командующий применил стратегию методичного захвата территории, дабы отрезать партизан от гражданского населения, оказывавшего им разнообразное содействие и дававшего пополнение69. Но поскольку имеющихся в его распоряжении сил было недостаточно, чтобы завоевать и занять территорию всей губернии, Тухачевский восполнял свое бессилие «жестокостью», то есть показательным террором.
Важнейшую роль в такой стратегии играет надежная разведка. Используя платных осведомителей, ЧК получила список партизан: особым приказом комиссии Антонова-Овсеенко (№ 130) предписывалось взять в качестве заложников членов их семей. Руководствуясь этим перечнем, дополненным именами крестьян, подпадающих под категорию «кулаков», ЧК согнала тысячи заложников в концентрационные лагеря, специально созданные для этой цели. Области, отличавшиеся особой партизанской активностью, были выделены для проведения в них, как говорилось в официальных документах, «массивного террора». А чтобы сломить упрямое запирательство населения и заставить выдавать участников восстания, согласно донесению Антонова-Овсеенко Ленину, красные командиры использовали следующую процедуру: «Таким селам выносится особый «приговор», в котором перечисляются их преступления пред трудовым народом, все мужское население объявляется под судом реввоентрибунала, изъемлются в концентрационный лагерь все бандитские семьи в качестве
При всей жестокости этих мер, они все же не производили должного действия, поскольку партизаны ответили захватом заложников и уничтожением семей красноармейцев и коммунистов, порой весьма садистским образом. Поэтому 11 июня комиссия Антонова-Овсеенко издала другой, еще более свирепый приказ (№ 171), предписывающий применять без излишних формальностей расстрел на месте в отношении целого ряда категорий «бандитов»:
«1) Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте.
2) Селениям, в которых скрывается оружие, властью Уполиткомиссии или Райполиткомиссиями объявляется приговор об изъятии заложников. Расстреливать таковых в случае несдачи оружия.
3) В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.
4) Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии. Имущество ее конфискуется, и старший работник в этой семье расстреливается на месте без суда.
5) Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитские, и старшего работника семьи расстреливать на месте без суда.
6) В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными советвласти крестьянами, а оставленные дома сжигать.
7) Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно. Прочесть на сельских сходах»72.
В результате сотни, если не тысячи, крестьян были убиты: подлежащими казни, как впоследствии при нацистах, оказывались лица, единственная вина которых заключалась в том, что они давали приют оставшимся без родителей детям «бандитов»73. Во многих селах проводили массовые расстрелы заложников. По словам Антонова-Овсеенко, во «втором наиболее бандитском уезде» 154 «бандита-заложника» было расстреляно, 227 семей «бандитов» взято в заложники, 17 домов сожжено, 24 разгромлено и 22 передано «бедноте» (эвфемизм для коллаборационистов)74. В случае особенно упорного сопротивления жители непокорной деревни все поголовно «перемещались» в одну из соседних губерний. Ленин не только полностью одобрял эти меры, но и требовал от Троцкого следить за тем, чтобы они проводились неукоснительно75.
В конце мая 1921 г. Тухачевский развернул мощные военные действия. Ему было позволено применить против бунтовщиков отравляющие газы, о чем он немедленно оповестил:
«…Участники белобандитских шаек, партизаны бандиты, сдавайтесь! Или будете беспощадно истреблены. Ваши имена известны. Ваши семьи и все ваше имущество объявлено заложниками за вас. Скроетесь в деревне — вас выдадут соседи. Если у кого ваша семья найдет приют, тот будет расстрелян и семья того будет арестована… Если укроетесь в лесу — выкурим. Полномочная комиссия решила удушливыми газами выкуривать банду из лесов…»76.
Десять дней спустя армия Антонова была окружена и уничтожена, но ему самому удалось скрыться. Другая партизанская армия А.Богуславского, выступавшего в союзе с Антоновым, продержалась еще несколько недель. В конце концов от мощного партизанского войска остались небольшие разрозненные
