парламентских выборах, состоявшихся несколькими месяцами позже, она получила всего одну десятую голосов, отданных за социалистов. Итальянские социалисты продолжали, несмотря на гнусное обхождение, считать себя коммунистами и проповедовать солидарность с Коминтерном. Тем не менее форсированный Москвой раскол ИСП значительно ослабил ее и позволил Муссолини захватить власть, что произошло в 1922 г.
Французская социалистическая партия проголосовала в декабре 1920 г. в пропорции три к одному за вступление в Коминтерн. Такой триумф позволил коммунистам взять под контроль орган партии газету «Юманите». Большинство — 160 000 членов — объявили себя коммунистической партией; побежденное меньшинство оставило за собой название социалистической.
В Германии прокоммунистически настроенные деятели сконцентрировались в Независимой социал- демократической партии Германии (НСДП), основанной в апреле 1917 г. социалистами — противниками войны. Радикальная группировка в партии выделилась под именем Союза Спартака. После подписания перемирия с Антантой НСДП получила значительную поддержку населения. В марте 1919 г. она выступила с предложением установить в Германии правительство советского типа и «диктатуру пролетариата», что превращало ее в коммунистическую партию во всем, кроме названия. Лидеры НСДП изъявили готовность вступить в Коминтерн, однако столкнулись с трудностями при попытке убедить рядовых членов партии принять 21 ленинский «пункт». На выборах в июне 1920 г. НСДП получила 81 место в парламенте, ненамного меньше, чем Социал-демократическая партия, у которой оказалось 113 мест, вследствие чего она стала второй по величине фракцией в Рейхстаге. Коммунистическая партия (новое название Союза Спартака) получила только 2 из депутатских 462 мест83. НСДП предприняла окончательную попытку проголосовать по 21 пункту условий вступления в Коминтерн в октябре 1920 г. во время конгресса в Галле, где Зиновьев разразился страстной четырехчасовой речью. Несмотря на предостережения меньшевика Л.Мартова, делегаты приняли решение согласиться на 21 пункт и были приняты в Коминтерн 236 голосами против 156. Из 800 000 тогдашних членов НСДП 300 000 вошли в германскую компартию, 300 000 остались в НСДП, а 200000 оставили социалистическую партийную деятельность84. В результате голосования на конгрессе в Галле произошел раскол партии, которая, казалось, вскоре станет самой крупной в Германии. НСДП была сокрушена, зато Ленин добился своего. Объединенная коммунистическая партия Германии, возникшая от слияния Коммунистической партии и отколовшейся от НСДП фракции, стала членом и агентом Коминтерна в своей стране. В ней было примерно 350 000 членов — она являлась одной из самых многочисленных компартий вне Советской России.
Когда в марте 1921 г. Советское правительство вступило в кризис в связи с повсеместными крестьянскими восстаниями и мятежом на военно-морской базе в Кронштадте, оно решило, что революция в Германии могла бы помочь ему справиться с внутренними волнениями. Не обращая внимания на предостережения со стороны лидеров немецкой компартии, включая Пауля Леви и Клару Цеткин, оно приказало начать путч. Рабочие Германии не поднялись по призыву, восстание было быстро подавлено85. В результате количество членов в немецкой компартии упало почти в два раза — до 180000 человек86. Несмотря на то что сделанные им предупреждения оказались уместными, Пауль Леви был изгнан из партии и из Коминтерна.
Сформированная в январе 1921 г. из небольших разобщенных радикальных групп, куда входили в основном представители интеллигенции и небольшое число шотландских рабочих, Коммунистическая партия Британии к 1922 г. насчитывала всего 2300 членов. Несколько более многочисленной была Независимая лейбористская партия, где в 1919 г. насчитывалось 45 000 человек, но она, хотя и сочувствовала Коминтерну, отказалась в него вступить. Ленин принял решение, что британские коммунисты добьются большего, если вступят в Лейбористскую партию и станут вести в ней подрывную деятельность изнутри. Он продолжал настаивать на данной стратегии даже несмотря на откровенное недоброжелательство лейбористов — в 1920 г. оно послужило причиной того, что предложение о вступлении в Третий Интернационал было забаллотировано у них почти 3 000 000 голосов против 225 00087. Ленин приказал британским коммунистам подать заявление о вступлении в эту партию, и они проделали это, идя против собственной воли, с тем только, чтобы встретить резкий унизительный отказ: на конференции Лейбористской партии в 1921 г. заявление британских коммунистов о вступлении было отвергнуто 4100 000 голосами против 224000. Это повторялось в 1922 г. и в последующие годы88. Крохотная горстка британских коммунистов перебивалась на субсидии, которые им выделял Коминтерн; финансовая зависимость рождала услужливость и подобострастие.
Компартия Чехословакии, имевшая почти полмиллиона членов, проголосовала практически единогласно за вступление в Третий Интернационал в марте 1921 г.
Вторая по степени важности задача Коминтерна — внедрение в профсоюзы и контроль над их деятельностью — оказалась более труднодостижимой, нежели создание компартий: было легче получить поддержку преобладавших в политической жизни интеллектуалов, нежели участвующих в профсоюзах рабочих. Ленин требовал от своих зарубежных приспешников любой ценой добиваться контролирующего влияния на организованный труд. Компартии должны, писал он, «в случае необходимости… прибегать ко всевозможным хитростям, обманам, незаконным приемам, укрыванию и утаиванию правды, чтобы проникнуть профсоюзы, закрепиться в них, вести в них любой ценой коммунистическую работу»89. Для достижения подобной цели Москва основала в июле 1921 г. на Третьем конгрессе Коминтерна подчиняющееся ИККИ формирование, названное Красным Интернационалом Профсоюзов, или Профинтерном. [По данным Lewis L. Lorwin (Labor and Internationalism. New York, 1929. P. 229–231), отдельная профсоюзная организация была создана в угоду французским синдикалистам, не желавшим подчиняться Коминтерну как политической организации. Коминтерн создал еще несколько марионеточных организаций, формально от него независимых, например Красный молодежный интернационал (1919), Спортивный интернационал (1921), Крестьянский интернационал (1923).]. Его задачей было отвлечь представителей организованного труда от участия в Международной федерации тред-юнионов, которая являлась членом Социалистического Интернационала, имела штаб-квартиру в Амстердаме и представляла более 23 млн рабочих Европы и США90. Профинтерн встретил большие трудности на пути к внедрению в профсоюзные организации на Западе, поскольку они были всецело преданы идее улучшения экономических условий для своих членов и не интересовались участием в революции. Большой успех его ожидал лишь во Франции, где оказались сильны традиции синдикализма. Самая крупная французская профсоюзная организация, Общая конфедерация труда, в 1921 г. раскололась, вслед за чем прокоммунистическое меньшинство вступило в Профинтерн.
В прочих странах коммунистам удавалось откалывать от социалистического движения только небольшие группировки91. Группировки эти в основном принадлежали к идущим на спад или нестабильным экономическим секторам и захиревшим предприятиям, таким, как второстепенные угольные разработки в Британии и некоторые порты Австралии и США. Только они становились опорой коммунистам в странах Запада, подобно тому, как Первый Интернационал нашел поддержку в Британии лишь в уходящих в прошлое ремеслах, редко вызывая симпатии рабочих на типично капиталистических современных промышленных предприятиях. В странах континентальной Европы в 1930-х коммунистам приходилось ориентироваться на мелкие производства, потому что на крупных они встречали трудности: «Чем больше фабрика, тем слабее на ней влияние коммунистов; на индустриальных гигантах оно вообще незначительно»92.
Попытка Коминтерна взять под контроль организованный труд в Европе (согласно статье 9 из сформулированных им 21 условия) закончилась неудачей: «В течение следующих пятнадцати лет (1920– 1935) коммунисты на Западе не смогли завоевать ни одного профсоюза»93.
Фиаско изумило и обозлило российских коммунистов. В основном оно явилось следствием культурных различий, которые они улавливали с таким трудом, поскольку сами были взращены на идеологии, представлявшей классовую борьбу единственной социальной реальностью. Предупреждения со стороны зарубежных товарищей, что в Европе иные обстоятельства, воспринимались в России как неубедительная попытка оправдаться за бездействие. Однако, как снова и снова показывал опыт, европейские рабочие и крестьяне не были ни анархистами, ни людьми, чуждыми патриотических чувств, — то есть не обладали теми качествами российского населения, которые так облегчили задачи большевиков в этой стране. Даже в относительно отсталой Италии с ее развитым духом радикального социализма было трудно возжечь революционный пыл. В августе и сентябре 1920 г., когда по всей стране проходили крестьянские волнения и
