работало тридцать человек. Его сын, знаменитый дирижер Джон Элиот Гардинер, по-прежнему приезжает в Гор-Фарм на окот овец, отел коров и сбор урожая. Но у него лишь двое работников, и одному из них приходится жить в микрорайоне ближайшего городка, потому другое жилье поблизости ему не по карману.
Нести всевозможный бред о жизни в деревне — основной элемент пропагандистского представления об Англии, и прекрасный пример тому — сочинения Артура Брайанта, автора патриотических историй с такими названиями, как «Английская сага» и «В оправе морского серебра». Однако сила этих мифов настолько велика, что в феврале 1996 года Совет по защите сельской Англии (со времени образования семьдесят лет назад его название несколько изменилось) настоял на том, чтобы лидеры всех трех ведущих партий подписали письмо в газету «Таймс». Это совместное воззвание нельзя назвать беспрецедентным: Тони Блэр, Джон Мейджор и Пэдди Эшдаун сознательно вторили совместному воззванию Стэнли Болдуина, Рамсея Макдональда и Ллойд Джорджа, подписавших 8 мая 1929 года письмо в ту же газету в защиту сельской местности от бессистемной застройки. Избитые фразы версии 1996 года («в полной уверенности, что необходимое развитие может и должно направляться с вдумчивым и скрупулезным вниманием»… и т. д., и т. п.) были похожи на банальности воззвания 1929 года, и никого из подписавшихся ни к чему не обязывали. Никто на самом деле не сомневался в важности данного вопроса: за двенадцать лет до 1990 года исчезло 20 процентов зеленых ограждений, 10 процентов стен сухой кладки, 10 процентов прудов и до 14 процентов видов растений. Нет сомнения и в том, что в результате ничего достигнуто не будет: за воззванием 1929 года последовал взрыв жилищного строительства на зелени полей Южной Англии.
Письмо это составлено мертвой рукой бюрократии, и все, о чем в нем говорится, не имеет значения, кроме того факта, что лидеры всех трех партий сочли стоящим поставить под ним свои подписи. Трудно представить, что они соберутся вместе, чтобы обсуждать проблему сохранения английских городов. Однако навязчивое представление англичан о том, что единственная «настоящая» Англия — это та или иная версия страны распевающих молочниц Артура Брайанта, опасно по трем причинам. Во-первых, оно ведет к обратным результатам: как следствие понятия о том, что единственное «пристойное» жилье для англичанина — дом с садиком и видом на то, что осталось от сельской местности, большая часть Англии в конце концов превратится в один большой пригород. Во-вторых, это ничего не даст для улучшения условий, в которых живет большая часть людей. И в-третьих, это неизбежно не позволит большей части населения разобраться, что собой представляет их страна.
При этом нельзя не признать необычайное очарование английской деревни. Кто не поддастся удивительной притягательности названий английских деревень? Хай-Истер («Веселая Пасха»), Нью-Дилайт («Новый Восторг»), Слипинг-Грин («Спящая Зелень»), Типтоу («Цыпочки»), Низэр-Уоллоп («Нижний Грохот»), Нимфзфилд («Поле Нимф»), Крисмас-Камэн («Рождественский Пустырь»), Сэмлзбери-Боттомз («Сэмлзберийские Низины»), Райм-Интринсека («Внутри Раймовских Угодий»), Хуиш-Шамфлауэр («Усадьба Шамфлауэра»), Бакленд-Ту-Сент («Бакленд Всех Святых»), Нортон-Джакста-Твайкросс («Нортон у Твайкросса») и так далее — географический справочник, о котором можно только мечтать. А пейзажи Англии, хранящие образное наследие страны: Чилтернские холмы — это Отрадные Горы из «Путешествия пилигрима» Баньяна, Народное поле Ленгленда раскинулось у подножия Херфордширского маяка, Дорсет — вотчина Харди, Сассекс — удел Киплинга, поэт Джордж Герберт с такой же уверенностью заявляет свои права на Уилтшир, как Вордстворт — на Озерный край, Джейн Остин — на Гэмпшир или Эмили Бронте — на вересковые пустоши западного Йоркшира.
Это очарование малых форм; вряд ли в географическом облике этих мест есть нечто, претендующее на мировые рекорды. Тут красота ухоженная; сельская тропинка, маленький домик, нива, что колосьев полна, — это часть пейзажа, над формированием которого трудились целые поколения. Это притягательность, выраженная полями и акрами. «Все измерено, смешано, изменено, одно легко переходит в другое, маленькие речушки, небольшие равнины… невысокие холмы, маленькие горы… это не тюрьма, и не дворец, а славный дом», — писал Уильям Моррис, снова связывая этот пейзаж с наиболее живучим английским представлением. Это по-прежнему место коротких перспектив. Но, и особенно это проявляется на юге Англии, на этом все и заканчивается. В отличие от Франции, где крестьянская культура пережила XX век, в Англии она вымерла в те времена, когда сельскохозяйственные рабочие вынуждены были наниматься к землевладельцам и и производить товары, пользующиеся спросом, пшеницу и молоко: вечером они возвращались не на свою ферму, а в предоставляемое на время работы жилище, где в лучшем случае было достаточно места, чтобы вырастить одну-трех кур. Настоящая деревенская жизнь уже давно в прошлом, и ее заменила жизнь в пригородах, и на фермеров это влияет почти так же, как и на живущих рядом с ними городских работников, потому что сельское хозяйство тоже бизнес.
Давление на еще не освоенные девелоперами кусочки Англии значительное, и все дело в убеждении, что англичанин может жить лишь на своем клочке Аркадии. Квартира — это лишь для богачей, они там останавливаются, когда им нужно какое-то время побыть в городе, или это место, куда выбрасывают бедняков, в огромные бездушные жилые массивы. Надежды у богатых и бедных разные, но предмет желаний один. Это
Большинство англичан или вытеснены с земли «огораживаниями» и ущемлением общих прав, или ушли с нее потому, что сами захотели жить лучше. Имеющие возможность проделать путь назад — привилегированное меньшинство. Если Англия хочет избежать грозящего ей превращения в одно большое предместье, в котором, возможно, останется несколько национальных парков, ей нужно овладеть искусством жить в городах. Но создается впечатление, что страна не замечает этой возможности, когда она представляется. С этой точки зрения последним бедствием, обрушившимся на Англию, были бомбежки ее городов в годы войны, в результате которых они оказались напол вину разрушены: и оценивать это несчастье следует не столько тем, что было утрачено, сколько тем, что появилось взамен. «Люфтваффе» предоставили англичанам возможность перестроить свои города и сделать их более привлекательными, а они лишь воссоздали то, что было, да еще в худшем варианте. А вот немецкие города, разрушенные до основания бомбардировщиками союзников, смогли возродиться с нуля с помощью плана Маршалла.
Ярким контрастом к неспособности англичан создать такое городское жилье, какое им хочется, выступает голландский проект, предлагающий отвоевать у моря вокруг Амстердама достаточно земли, чтобы построить жилой район на 28 000 домов: от такого просто дух захватывает. Ничего подобного этому самому амбициозному проекту не было с XVII века, и его главным архитектором стал англичанин шриланкийского происхождения, который вырос в Илинге в западной части Лондона и учился в университете Лидса. По словам Рувана Аливухаре, он уехал из Англии, потому что «влюбился в Амстердам и не мог больше выносить, когда на тебя плюют четыре раза на дню в Лидсе… В Англии мне никогда бы не сделать того, что делаю здесь. Там такого просто не происходит. Здесь нас называют Steden Bouwers — строителями города, людьми, которые формируют городской пейзаж. У нас в Англии таких попросту нет, и каждый раз,