понравился, а этот паршивый светленький кусок дерьма, выходит, лучше?
Манус горбился над стаканом и говорил:
- Парни такие пидоры.
А я отвечала в духе - 'дык, конеш'.
И говорила себе, что все в норме. В каких бы отношениях я с кем-то не была, всегда могут наступить такие вот тяжелые времена.
Перенесемся в Кэлгэри, в Альберте, где Брэнди поела суппозитории 'Небалино', обернутые в золотую фольгу, когда решила, что это 'Альмонд Рока'. Как же ее разрывало; Харпера Коллинза она превратила в Эддисона Уэсли. Почти весь Кэлгэри Брэнди проходила в белой стеганой лыжной куртке с воротом искусственного меха, пододев белое бикини от Донны Кэрэн. Получался забавный и вдохновенный образ, и нами владело чувство легкости и популярности.
Вечерами объявлялось полосатое черно-белое меховое платье длиной до пола, которое Брэнди никогда не застегивала полностью, с пододетыми теплыми штанишками черной шерсти. Эддисон Уэсли превратился в Нэша Рэмблера, и мы взяли напрокат очередной 'кадиллак'.
Перенесемся в Эдмонтон, в Альберте - Нэш Рэмблер стал Альфа Ромео. Брэнди носила эдакие короткие-прекороткие прямые танцевальные юбочки поверх черных чулок, заправленных в сапоги-ковбойки. Брэнди носила подбитое кожаное бюстье, на котором тут и там было выжжено коровье клеймо в местном стиле.
В баре хорошего отеля, в Эдмонтоне, Брэнди заявляет:
- Терпеть не могу, когда на бокале заметен шов. Я имею в виду - когда можно нащупать линию от штамповки. Как низкопробно.
Парни бегали за ней толпами. Как в свете прожекторов - да, помню я внимание такого типа. По всей этой стране Брэнди никогда не приходилось самой покупать себе напитки, - ни единого раза.
Переключимся на то, как Манус потерял должность независимого специального уполномоченного полиции нравов в детективном отделе столичного полицейского участка. Думаю, он никогда по-настоящему не смирился с этим.
У него заканчивались деньги. В банке не особо много оставалось, чтобы начать все сначала. Потом птицы склевали мое лицо.
Чего я не знала, так это что тут же была живехонькая Эви Коттрелл с нефтяными денежками, которая сказала, что - эй, а у нее есть небольшая работенка, которую нужно сделать. И Манус поехал, чтобы доказать себе, что все еще может справить нужду на каждое дерево. Тот самый вид силы
Переключимся на нас в дороге, после больницы, после сестер Рей, и я продолжаю подсыпать гормоны, - 'Провера', виски и эстрадиол. Водка и этинил эстрадиола. Было так просто, что аж страшно становилось. Он все время строил Брэнди большие бараньи глаза.
Мы все бежали от чего-то. От вагинопластики. От взросления. От будущего.
Перенесемся в Лос-Анджелес.
Перенесемся в Спокэйн.
Перенесемся в Буаз, Сан-Диего и Финикс.
Перенесемся в Ванкувер, Британская Колумбия, где мы стали итальянскими экспатриантами, говорили на английском как на втором языке, пока между нами не осталось ни одного родного.
- У вас двое грудей молодой женщины, - сказал Альфа Ромео агентше уже не помню в каком доме.
Из Ванкувера мы снова въехали на территорию Соединенных Штатов как Брэнди, Сэт и Бубба-Джоан, посредством сверхпрофессионального рта Брэнди Элекзендер. И по пути в Сиэтл Брэнди читает нам про маленькую еврейскую девочку с непонятным мышечным заболеванием, которая превратила себя в Рону Бэррет.
Все мы по-прежнему рыщем по богатым особнякам, собираем наркоту, берем напрокат машины, покупаем шмотки и сдаем шмотки назад.
- Расскажи нам гадостную личную историю, - говорит Брэнди проездом в Сиэтл. Брэнди, которая все время мною командовала. Которая сама так близка к смерти.
Вскрой себя полностью.
Расскажи историю моей жизни, пока я не умерла.
Зашей себя наглухо.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Перенесемся обратно, на съемки для журнала мод, на ту самую бойню, где цельные свиньи без внутренностей висят плотно, как бахрома, вдоль движущейся цепи. Мы с Эви одеты в праздничные платья из нержавейки от Бибо Келли, а цепь жужжит за нами со скоростью сто свиней в час, и Эви спрашивает:
- Ну, был твой брат изуродован, а дальше что?
Фотограф смотрит на шкалу освещения и говорит:
- Не-а. Не годится.
Арт-директор сообщает:
- Девочки, туши сильно бликуют.
Каждая свинья проплывает мимо, огромная как пустотелое дерево, вся красная и блестящая изнутри, и покрытая снаружи по-настоящему прелестной свиной кожей, как раз после того, как кто-то убрал щетину горелкой. В сравнении начинаю казаться себе щетинистой, и отсчитываю дни, прошедшие с моей воскоэпилляции.
А Эви начинает:
- Твой брат...
А я вроде как считаю: пятница, четверг, среда, вторник...
- Как он от уродства дошел до смерти? - спрашивает Эви.
Свиньи эти проплывают мимо слишком быстро, чтобы арт-директор успевал припудрить их блеск. Становится интересно, как свиньям удается поддерживать кожу такой миловидной. Сейчас фермеры что, крем от загара используют, что ли? Пожалуй, прикидываю, прошел месяц с того времени, когда я была такой же гладенькой. Как некоторые салоны жгут своими новомодными лазерами, даже с охлаждающим гелем, - с тем же успехом они могли бы применять и газовые горелки.
- Девушка в облаках, - зовет меня Эви. - Позвони домой.
Все просторное помещение охлаждается слишком сильно, чтобы шляться тут в платье из нержавейки. Ребята в белых мешковатых халатах и сапогах на низком каблуке продувают раскаленным паром места, где у свиней были внутренности, - а я готова поменяться с ними занятием. Я готова поменяться занятием даже со свиньями. Отвечаю Эви:
- Полиция не повелась на историю с баллоном лака. Они были уверены, что отец измывался над лицом Шейна. Или что мама бросила баллон с лаком в мусор. Они называли это 'преступная небрежность'.
Фотограф спрашивает:
- Что если мы перегруппируемся и подсветим туши сзади?
- Слишком сильный стробоскопический эффект, когда будут ехать мимо, - возражает арт-директор.
