Ехать далеко и…
Я обнял ее и, пробегая пальцами по ее щеке, сказал:
– Я не хочу, чтобы ты уходила. Я не могу с тобой расстаться!
Наташа внимательно посмотрела мне в глаза и тихо ответила:
– Я тоже.
И мы пошли в кинотеатр «Баку» на какой-то фильм. Я его совершенно не помню, потому что мы сидели в заднем ряду и весь сеанс целовались. А потом я поехал провожать Наташу на Ярославский вокзал.
– Позвони мне, когда выберешься в Москву! – попросил я. – Обязательно позвони, слышишь? Когда ты сможешь приехать?
– Не раньше субботы, – с сожалением ответила Наташа.
– Я умру до субботы! – убежденно заявил я.
– У меня выпускная работа! – оправдывалась Наташа.
– Приезжай, как только сможешь!
Потом я долго смотрел вслед уходящей электричке, пока она не исчезла из видимости. Мне было грустно и радостно одновременно: мне очень не хотелось расставаться с Наташей, но я верил, что она вернется».
Глава 6
А вот и история любви. Оказывается, Сашка познакомился с ней во время очередного нашего визита в общагу географического факультета. Когда он стал уклоняться от наших посиделок за игрой в покер и преферанс, мы сразу поняли, что он влюбился: только любовь придает человеку глуповатый и счастливый вид одновременно. Похоже, что это было очень серьезно. И как же он умудрился променять ее на Леру?! Сейчас узнаю.
«Наташа позвонила во вторник.
– Ты откуда?! – не поверил я своим ушам.
– С Ярославского! Я в Москве!
– Как, уже суббота?! – шутя, воскликнул я.
Наташа рассмеялась и громко прошептала в трубку:
– Я хочу тебя видеть!
– Я тоже! Я встречу тебя на «Динамо», посередине вестибюля!
Через двадцать минут я уже спускался по эскалатору станции метро «Динамо». Едва я сошел со ступенек, как в противоположном конце вестибюля из-под арки появилась стройная фигурка Наташи, – видимо, она тоже только что подъехала. Я убыстрил шаг.
Наташа тоже увидела меня и быстро пошла мне навстречу, а затем – побежала. Я остановился и, когда она добежала до меня, схватил ее и крепко прижал к груди. Я целовал ее счастливое лицо, сияющие глаза, нежно гладил белокурые локоны шелковистых волос. Нам было безразлично, что мы стоим посередине вестибюля, что кругом полно народу, что на нас натыкаются вечно спешащие, озабоченные москвичи и озверевшие от сумасшедшей столичной сутолоки приезжие.
Для нас с Наташей вестибюль был пуст, как Луна после отлета «Аполлона». Здесь были только трое: я, она и наша Любовь, – Любовь, огромная, как Вселенная!
Наконец я очнулся и вспомнил про цветы – букет гвоздик, которые я засунул в пластиковый пакет, чтобы уберечь их от мороза. Я достал их и протянул Наташе. Она взяла цветы и спросила улыбаясь:
– Куда мы пойдем?
– Давай сразу ко мне! – предложил я. – Сегодня зверски холодно, поэтому для начала надо как следует согреться и поесть. Не возражаешь?
Она, конечно, не возражала, только когда мы уже стояли на эскалаторе, протянула мне цветы и сказала:
– Положи их обратно в пакет, а то замерзнут. Жалко.
На улице стояла нормальная для конца января погода: градусов двадцать мороза и солнце в безоблачном небе. Солнечные лучи дробились на снежном ковре – еще пока чистом, праздничном – и слепили глаза.
– Хочешь мороженого? – спросил я, жмурясь от солнечного света, бьющего из-под ног. Наташа удивленно посмотрела на меня.
– А ты ешь зимой мороженое?
– Как раз летом я его и не ем! – сообщил я, останавливаясь возле ларька с мороженым. – Летом оно быстро тает, капает на одежду. А зимой грызи его хоть целый час! И опять же это полезно для здоровья – профилактика ангины.
Я взял два эскимо.
– Если я заболею, тебе придется меня лечить, – предупредила Наташа, вгрызаясь зубами в коричневую шкурку шоколадной глазури.
– Все будет тип-топ! – заверил я. – Верь мне!
Я расправился с мороженым уже рядом с пивной «Семь дорог». Не имевшая практики зимнего гурманства, Наташа съела свое эскимо лишь наполовину, и я помог ей справиться с ледяным орудием борьбы с ангиной. Так мы и дошли до дома, по очереди грызя твердое как камень эскимо, и мне казалось, что мороженое хранит вкус ее губ. Это странным образом возбуждало меня и обостряло желание.
Едва мы вошли в квартиру, как я впился страстным поцелуем в Наташины губы, скользя языком по ее зубам. Она ответила мне так же неистово, и наши языки сплелись, словно гирлянды на новогодней елке. Мы так и вошли в комнату – непрерывно целуясь и раздеваясь на ходу. Весь наш путь к дивану был усеян нетерпеливо сорванной в порыве страсти одеждой, – словно прошел обоз отступающей к Березине наполеоновской армии.
Потом мы любили друг друга – сначала яростно и нетерпеливо, потом размеренно и неторопливо. Мы были единым целым, живущим в собственном мире в объятиях вечности.
– Мне с тобой так хорошо! Я даже представить себе не могла, что может быть так хорошо! – призналась Наташа.
– И мне с тобой так хорошо, что даже не верится! – совершенно искренне ответил я, и мы оба рассмеялись счастливым смехом. Наконец я сказал:
– Пойду приготовлю поесть.
– Давай лучше я приготовлю, – предложила Наташа.
– Еще чего! Ты у меня в гостях! – запротестовал я.
Наташа встала и накинула мою старую ковбойку. Она села к столу, запахнувшись в нее, словно в халатик. Ковбойка предательски норовила приоткрыть то острые соски упругих грудей, то пушистый треугольник внизу живота.
– Хочешь, я тебя нарисую? – спросила Наташа.
– Не надо! – ответил я, любуясь ею. – Лучше нарисуй себя.
Наташа кивнула и склонилась над листом бумаги. Белокурые пряди падали на бумагу, и она безуспешно зачесывала их за ухо. Я поцеловал ее в маленькое нежное ушко и отправился на кухню. Когда я вернулся, портрет был готов.
На листе бумаги стоял, расставив тонкие изящные ножки, олененок и, слегка наклонив голову, смотрел на меня огромными доверчивыми глазами. Он действительно чем-то напоминал Наташу – наверное, взглядом.
– Что за прелесть! И сходство на самом деле есть! – прокомментировал я. – Как зовут это чудо?
– Это Бэмби, – сказала Наташа. – Пусть он напоминает обо мне, когда меня нет рядом. И пусть принесет тебе удачу!
Я тогда еще не видел этот всемирно известный мультик Диснея, но олененок мне понравился. Я достал из ящика канцелярские кнопки и прикрепил рисунок над письменным столом.
– Идем есть, Бэмби!
С тех пор я стал звать ее Бэмби.
Так начались три с небольшим месяца нашей любви – сто дней счастья.
Мы не могли прожить друг без друга и дня, едва расставшись, считали часы до нашей следующей встречи. Когда Наташа защитила выпускную работу и получила диплом, то стала жить у меня.
