— Неужели же Анна остальную часть ночи дежурила на заводе? А потом так скоро опять сюда?
— Ну что ты! В такой перегрузке нет никакой надобности. Завод отнимает часа полтора в сутки. Но нынче ночью Анна занималась совсем другим. Она сама тебе скажет. А теперь не хочешь ли посмотреть завод?
— Нет, спасибо, сейчас не хочется.
Пьер уже был знаком с подобным заводом, на котором работала Ольга. А главное, он чувствовал, что больше не в состоянии смотреть на чужую работу.
Подошла Анна, взяла отца под руку. Ее комната находилась в нескольких сотнях метров. Они молча пошли туда. Анна с трудом согласовала свой шаг с неторопливым, даже вялым шагом отца. Обычно он ходил совсем иначе.
Комната Анны была невелика, ведь в ее распоряжении все общие помещения дома — холлы, гостиная, библиотека, гардеробная, столовая, музыкальный салон, просмотровые телезалы.
В одном углу стоял мультитон.
Пьер с удивлением смотрел на дочь; она продолжала сосредоточенно молчать.
Но, войдя в комнату, выпустила его руку и стремительно бросилась к инструменту. Еще стоя, взяла первые аккорды, а затем села и уже не отрывалась от клавиш.
Изумленно слушал Мерсье.
Углубляются, растут звуки. Это — страстная жажда движения, деятельности.
Вперед, вперед, творить, дерзать!
Он слушал. Весь мир исчез, кроме этой музыки.
И вдруг… Препятствие, стена, глухая стена. Сломать ее, уничтожить, победно устремиться дальше!
Но нет, стена неодолима. Звуки бьются об нее, рассыпаются в прах. Так разбивается в пену и брызги морская волна об угрюмый утес.
Куда идти? Назад — нет волне дороги. В стороны — нельзя, там другие, параллельные ей волны. И вперед нет пути!
Недвижим мрачный утес. Вдребезги разбиваются волны. Разбиваются и рыдают в безысходной тоске, в могучем, но бессильном гневе!
И на этом ищущем и не находящем выхода, полном отчаяния аккорде внезапно оборвалась мелодия.
Наступила глубокая, страшная тишина.
Мерсье глядел на дочь и не узнавал ее. Эта озорная, порой взбалмошная девушка, его Анна — настоящий, зрелый композитор. Как незаметно для него она выросла. И как она проникла в самую глубину его переживаний!
Вот сидит перед ним, так похожая на него своей беспокойной душой и на Ольгу — белокурой головой, голубыми глазами, ласковой улыбкой. Но на этот раз на лбу у нее прорезались две вертикальные морщинки — в первый раз, кажется.
Мерсье тихо сказал:
— Я знал тебя как отличную исполнительницу. Но что ты такой композитор…
Анна подошла и взяла его за руку:
— Это только первый набросок. Но может быть, получится стоящая вещь. Над ней надо серьезно поработать.
— Этим ты и занималась ночью?
— Да.
Глава 8
Тягостные встречи
Взбудораженный музыкой, Мерсье решился. Его неукротимая натура требовала действия. Хотя разве можно назвать действием то, что пришло ему в голову? И зачем это нужно? На такой вопрос Пьер вряд ли сумел бы ответить.
Чтобы связаться с любым человеком, надо было, вызвав по приемно-передаточному кольцу Информационный центр, назвать основные сведения об этом человеке. Центр автоматически находил его индекс и производил вызов легким покалыванием пальца.
Мерсье вызвал Центр, назвал Симона Котона и прибавил ряд признаков: место работы — одна из приливных станций, возраст — около сорока лет, средний рост, серые глаза, прямой короткий нос, рыжеватые волосы, голос низкого тона…
Минуты через две раздался знакомый бесцветный голос:
— Слушаю.
— Котон, — сказал Пьер, — это Мерсье. Мне нужно с тобой поговорить.
Короткое молчание, потом ответ, равнодушный, без малейшего признака удивления:
— Ну что же?
— Но я хочу говорить не издали.
Вероятно, Котон все же удивился, но голос его по-прежнему был лишен всякого выражения.
— Хочешь приехать ко мне?
— Да.
— Что же? Хочешь сегодня?
— Если не возражаешь.
— Можно. Через сколько времени?
— Точно не могу рассчитать.
— Ну неважно. Я буду на станции или дома — очень близко отсюда.
Анна изумленно смотрела на отца, с трудом удерживаясь от вопроса — зачем ему это? Вместо того сказала:
— Я тебя доставлю до Новой Гвинеи в микросамолете.
— Время тебе позволяет?
— Позволяет.
Изумление Анны не ускользнуло от отца. И в самом деле, зачем ему Котон?
Разве в Котоне дело?
Но все-таки интересно: что за человек? Почему он так враждебен к величайшему предприятию человечества?
Будь Пьер занят хотя бы самым небольшим делом, стал бы он на это тратить время?
Прибыв через час на Новую Гвинею, он должен был прождать около получаса до отправления реактивного самолета в Токио. Затем простился с Анной, и она возвратилась к себе. Пьеру же предстояла еще долгая дорога — к Белому морю.
С воздушного вокзала у Белого моря он позвонил Котону. Тот был дома.
— Что же, — сказал Котон, — приходи. Минут двадцать пешком от вокзала. Или возьми микросамолет.
Мерсье предпочел пройтись пешком. Ему казалось, за это время он соберется с мыслями. Но мысли так и оставались разбросанными, неопределенными.
Извилистая дорожка вела через лес к одиноко стоящему домику, напоминающему старинные коттеджи. Солнечные лучи пронизывали зеленую листву и синеватую хвою. Цветы пахли свежо, чуть пьяняще. Птицы пересвистывались, перезванивались радостными, бойкими голосами. И все эти бодрящие лучи, цвета, запахи и звуки резко контрастировали с уже притупившейся, но ничуть не ослабевшей душевной болью Пьера.
Ему почти никто не встретился, лишь два мальчика лет по десяти-одиннадцати.
Оживленно переговариваясь и хохоча, они внезапно выскочили из-за поворота тропинки и, увидев его, смолкли, чинно поздоровались. А миновав его, с любопытством оглянулись. Узнали ли они знакомое
