ручки настройки и на экране возникла голова Тины. Девушка с любопытством смотрела на свое изображение. Она и раньше любила разглядывать себя в зеркале. Но тут все было по-другому. Это было, как подглядывание.
Не за кем-то другим, а за самой собой. На какое-то мгновение Тине показалось, что на экране не просто взятое в рамку кадра ее изображение, а ее отрезанная голова, что больше ничего нет, только ее голова, а все остальное исчезло — нет ни рук, ни ног, ни туловища. Она испугалась своих мыслей и постаралась сосредоточиться на другом.
Девушка недоверчиво смотрела на доктора, нервно похрустывая тонкими пальцами. Наверное, камера казалась ей каким-то ненужным свидетелем, свидетелем ее болезни, свидетелем ее беспомощности и унижения.
— Тина, посмотри на меня внимательно, — решительным голосом сказал доктор Круз. — Ты видишь этот коробок спичек?
Доктор вытащил из кармана серых вельветовых брюк плоский и легкий спичечный коробок. Зажав его между большим и указательным пальцами правой руки, встряхнул и повертел перед глазами девушки.
— Так ты видишь этот коробок?
— Да, я вижу этот коробок.
— Очень хорошо. Теперь смотри дальше. Я кладу коробок на середину стола.
Доктор Круз сделал шал от видеокамеры в сторону стола и положил синий коробок на желтую лакированную столешницу.
Тина, как бы не понимая, взглянула сначала на доктора, потом на спичечный коробок. За долгие дни и месяцы, проведенные в самых разнообразных медицинских учреждениях, Тина насмотрелась всякого. И в этот момент она все видела, но так и не могла понять, чего же от нее хочет доктор Круз.
— Я хочу только одного, чтобы ты, Тина, в данный момент сосредоточилась, подумала о своих чувствах, — опираясь о столешницу, доктор Круз заглядывал в глаза девушки.
Тине не нравилось, когда ей так внимательно и долго смотрят прямо в глаза. Она слегка повернула голову и взглянула на портрет улыбающегося отца, висящий в тонкой блестящей рамке над черным комодом.
— Я готова, — ответила девушка.
— Сосредоточь свои чувства на этом коробке.
— Не поняла.
— Сосредоточь свои чувства на этом коробке и попытайся сдвинуть его. Тебе ясно? — уточнил свой вопрос доктор Круз.
Зачем это вам? — Тина уставилась на коробок и сложила руки на коленях.
— Мне лучше знать, — сказал доктор Круз, — я же твой доктор, я твой психоаналитик. VI твою психику знаю лучше, чем ты. Делай, что говорят.
В его голосе появились железные нотки, и Тина, нехотя, но подчинилась. Но сколько она не смотрела на коробок, как не морщила лоб, тот неподвижно лежал на столе.
— Ты не пытаешься, Тина, ты не пытаешься этого сделать, — нервничал доктор Круз.
— Нет, я пытаюсь, — возразила Тина, и еще сильнее наморщила лоб.
В ее глазах блестела злость, но коробок все равно лежал неподвижно.
— Вспомни притчу о Фоме неверном. Ты представь себе, что этот коробок движется, и тогда он в самом деле сдвинется, — говорил доктор Круз.
— У меня ничего не получится, — возражала Тина, но все-таки продолжала смотреть, — я же говорила, я не могу…
В глазах Тины появились слезы.
— Я сама не понимаю, как это у меня получается. Иногда получается, а иногда нет. А когда и почему, я не могу вам этого сказать. Я просто не знаю. Это все происходит помимо моей воли.
— Ты обманываешь меня! — закричал доктор Круз, — ты обманываешь, потому что это случается, случается часто. Тогда, когда твои эмоции достигают своего пика. Ты должна это сделать! Ты можешь!
Он оперся на стол и навис над Тиной. Та растерялась и еще глубже вжалась в кресло. Она почувствовала, что и в самом деле со словами доктора в ее тело входит непонятная сила. Она ощутила не только саму себя, но и все предметы в комнате. Она почувствовала себя ими.
— Сосредоточься, Тина! — резко выкрикнул доктор.
Жесткие складки вокруг тонкого рта доктора как бы окаменели, настолько зло и нервно он смотрел на девушку.
И вдруг в этот момент темно-синий коробок судорожно дернулся на плоскости стола. Доктор от неожиданности отпрянул в сторону и замер.
— Ну а теперь расскажи, что ты сделала? — уже совсем другим голосом сказал доктор.
— Я думала о вас, — мгновенно ответила девушка.
— Что ты думала? Что ты думала обо мне? — доктор заволновался.
Тина почувствовала ненависть, подымавшуюся в ее душе к этому ухоженному и холеному человеку, но она не решилась сказать про это и солгала, уже в который раз, глядя в глаза доктору, она солгала:
— Я не уверена, что это мне может помочь… — медленно рассуждала Тина, глядя на доктора.
— Ты опять мне лжешь! — сказал доктор Круз. — Тобой движет ненависть, ты ненавидишь меня, ненавидишь себя и именно в те моменты, когда ненависть овладевает тобой, становится сильнее тебя, ты можешь двигать вещи. Ты приказываешь им, и они движутся. Ты можешь сделать с ними что хочешь. И в этом я хочу разобраться. В этом загадка твоей болезни.
Тина, раздосадованная, вскочила из-за стола.
— Вам, доктор, только того и нужно, чтобы я двигала всякие предметы, как какой-то фокусник. Вы же должны меня вылечить, а не просто исследовать!
— Тина, ты ошибаешься, — уверял ее доктор Круз, — ты ошибаешься. Я хочу разобраться во всем и помочь тебе.
— Не это вам нужно! — вспылила Тина.
— Ты не можешь избавиться от комплекса вины за смерть своего отца и поэтому злишься, злишься на всех: на себя, на меня, на весь мир.
Тина зло ударила кулаком по столу, и коробок, лежащий на другом конце столешницы, вдруг дернулся и вспыхнул ярким пламенем. Доктор от испуга подскочил, и в его горле застряли последние слова фразы:
— Все это чушь, чушь собачья…
Но он осекся. Он смотрел, как медленно поднимается дым над горящим коробком. В комнате запахло серой.
Не зная, что сказать, доктор Круз растерянно вышел из комнаты в коридор. Оставшись одна, Тина только сейчас заметила, что на улице сгущаются сумерки. За окном расстилалась зеркальная поверхность Хрустального озера. Ни одна волна не нарушала спокойствия.
Это небольшое лесное озеро в обрамлении темного густого леса напоминало глаз дикого животного. Оно было такое же блестящее и бездонное. И когда Тина смотрела на воду, она сама пугалась той глубины, той страшной манящей глубины, которую она видела.
Усилием воли она заставила себя отвернуться от окна, и тут ее взгляд упал на большой цветной, фотографический портрет ее отца, который висел в тонкой дубовой рамке на противоположной стене. Отец на нем был в такой же самой рубашке, что и в день своей гибели. Кепка с большим козырьком отбрасывала тень на его глаза, и поэтому Тина не могла попять, куда он смотрит. Его глаза оставались для нее загадкой.
Тина всхлипнула и вытерла глаза рукой.
— Я люблю тебя, отец! — прошептала она, — ото неправда, что я убила тебя! Это неправда!
В этот момент в комнату вбежала миссис Шеферд. Она бросилась к дочери, схватила ее за плечи и повернула к себе.
— Тина, с тобой все в порядке?
За этой сценой из-за распахнутой двери, скрестив руки на груди, наблюдал доктор Круз. Он скептически усмехался.
