заколдованного, сонного лесного царства.
— Нет, туда мы сегодня не пойдём. Поздно, — сказал Усков и повернул обратно. — Давайте-ка до вечера закончим обследование первого кратера, а завтра видно будет.
Группа повернула назад. На пути ей часто попадались следы животных; у болота собаки вспугнули уток, Очевидно зазимовавших здесь. У Пети прямо задрожали руки, так хотелось пустить вдогонку заряд. Но Усков строго приказал:
— Не стрелять!..
И обменялся взглядом с Любимовым. Проводник одобрительно кивнул головой. Почему — Петя так и не понял.
Уже вечерело, когда разведчики вернулись в лагерь. Здесь царило оживление. Горел яркий костёр. На вертеле жарился глухарь, удачно схваченный Хватай-Мухой прямо на земле. На другом — шипели хариусы. Орочко сидел у огня. Возле него лежала гора кедровых орехов. Агроном со знанием дела жарил их на углях, готовя какое-то необыкновенное диетическое блюдо.
Не стоило расспрашивать о результатах разведки. Хмурые лица достаточно ясно говорили, что выход из кратера пока не обнаружен. Зато, когда Орочко рассказал о своей встрече с медведем, все повеселели.
— Познакомились?! «Давай пожмём друг другу руки и в дальний путь на долгие года…» — запел Борис. Но Усков озабоченно переспросил:
— А ну, расскажите, пожалуйста, ещё раз. Подробнее только…
И, ко всеобщему удивлению, очень внимательно прослушал повторение рассказа.
И снова опустилась ночь. Вторая ночь в кратере.
И снова таинственный звук: глухой и низкий рёв трубы, вибрируя, пронёсся в похолодевшем воздухе, заставив дрожать собак и заронив почти суеверный страх в сердце Луки Лукича.
Усков и Любимов многозначительно посмотрели друг на друга.
Глава пятнадцатая
Утром собаки подняли неистовую кутерьму. Они бросались в кусты, отпрыгивали назад и бешено лаяли, порываясь броситься в лес.
Все схватились за ружья.
Кусты можжевельника зашевелились. Кто-то, видимо, стоял там, не рискуя выйти на поляну, где горел костёр. По особенному, с подвыванием, лаю собак Любимов догадался, кто пришёл к ним ранним утром в гости.
— Медведи! Уж не твой ли знакомец заявился, Александр Алексеевич? А ну, на место! — крикнул он на собак.
Кава и Туй, недовольно урча, улеглись, но не спускали глаз с подозрительного места.
Вот кусты снова зашевелились, и оттуда действительно высунулась добродушная морда медведя. Он ничуть не боялся. Глазки его с любопытством осматривали лагерь, людей, нервно дрожащих собак. Любимов еле сдерживал их: Туй, весь ощетинившись, рвался в бой. Медведь, пофыркивая, сделал несколько шагов вперёд и лёг на живот, забавно вытянув лапы. Вид у него был весьма недвусмысленный — он что-то выпрашивал.
— Га! Цирк приихав! Хлопцы, купувайте билеты! — не удержался от шутки Лука Лукич.
Орочко узнал своего лесного друга и решил, что неудобно, просто невежливо сказаться незнакомым. Он встал и не спеша подошёл к зверю, доверчиво вытянув руку. Медведь лениво поднялся и снова, как вчера, миролюбиво потёрся боком о полушубок агронома. Все молча наблюдали эту сцену. Поглаживая зверя, Орочко внимательно осматривал его шею, нос, уши. Никаких следов ошейника или раны. Ясно, что медведь никогда в неволе не был. И в то же время он так странно доверчив… Агроном вынул из кармана горсть жареных орехов и протянул гостю. Тот не заставил себя упрашивать, мигом отправил их в рот и зачавкал, умилённо кивая головой и подмаргивая.
Тут снова зашевелились кусты, и на поляну вышли ещё два таких же медведя с откровенным желанием получить и свою порцию угощения.
— Ну, это уж слишком! — проворчал Усков и на всякий случай поднял ружьё.
Но стоило только первому медведю увидеть ружьё и этот не совсем дружелюбный жест геолога, как он мигом, поджав коротенький хвост, убежал вместе со своими собратьями.
Воцарилось молчание.
— Чудесно!.. — промолвил наконец Усков. — Выходит, они ещё не видели людей, если так доверчивы.
— Не думаю, — отозвался Любимов. — Они прекрасно все поняли, когда ты поднял ружьё. Видно, знакомы С этим инструментом.
— Но кто же приручил их? Бояться ружья — и в то-же время так доверчиво относиться к людям!.. Вообще в этом кратере что-то уж слишком много странного. Приручённые медведи, утоптанные тропы, странные следы — все это не выходит у меня из головы. Чьи они? И кому принадлежит трубный рёв, который мы все слышали ночью? Во всяком случае, товарищи, долина, как видно, не мертва. Здесь есть свои жители — возможно, люди, и нам надо ежеминутно быть готовыми к встрече с ними.
Погасив костёр, разведчики в полном составе тро-нулись в путь к узкому проходу между кратерами. Они решили сегодня же до конца исследовать впадину и либо найти выход из неё, либо… Трудно было договорить эту фразу до конца.
Меньше чем через час путники оказались у входа во второй кратер.
Проводник показал рукой: опять свежие следы. На влажной коричневой почве они хорошо отпечатались. Опять здесь кто-то проходил. Большие круглые вмятины с отметками шести полупальцев по краям ступали двумя цепочками одна возле другой. Но они оказались гораздо меньше вчерашних. Диаметр этих следов не превышал сантиметров тридцати.
— Прошёл в нашу сторону, — сказал Любимов, осмотрев следы.
— Зарядить ружья картечью! — приказал Усков. — И быть наготове.
Тронулись дальше.
Ручей нарзана бежал рядом. Течение его заметно ускорилось, местность стала опускаться вниз. Время от времени попадались небольшие водопады. Светлые струи с шумом низвергались вниз на камни и рассыпались миллионами прозрачных пузырьков.
По обе стороны ручья стоял по-особенному задумчивый лес. Орочко никак не мог преодолеть искушения — он то и дело нагибался, хватаясь за больной бок, осматривал отдельные растения, бережно рассекал их на части и укладывал в свою гербарную сетку. В одном месте он задержался, и Усков уже открыл было рот, чтобы поторопить его, когда агроном вдруг сделал такие изумлённые глава и так выразительно ахнул, что все остановились.
— Ячмень! Честное слово!.. Прошу сюда, смотрите, товарищи, это же хлебный злак!
В руке у него лежали жёлтые колоски на очень коротеньких стебельках. Кому на Севере неизвестна шелковистая на ощупь травка длиной сантиметров в двадцать, несущая на стеблях тоненькие и нежные колоски, формой своей очень напоминающие двухрядный ячмень! Эту траву в народе, по всему Северу, зовут якутским ячменём. Что-то общее, несомненно, есть у неё и с ячменём культурным: тот же злак, но до неузнаваемости изменённый суровой природой. В его колосках изредка встречаются вызревшие семена — тоненькие и прозрачные зёрнышки. Ни один селекционер до сих пор не рискнул взяться за улучшение этого дикого сородича хлеба: очень уж далёк он от своих культурных родственников. Но агроном держал в руках колоски якутского ячменя, плотно набитые зерном, самым настоящим зерном! Стебелёк ячменя имел толщину и прочность настоящей соломы, Зёрна не умещались в колоске и наполовину торчали наружу.
— Это прямо-таки выше моего понимания, — проговорил Орочко и торопливо засунул редкостные экземпляры в сумку. — Ботаника будет обогащена ещё одним, доселе неизвестным видом! Это мост между
