надпись, 'был известен во всем мире своими шербетами и салепом'.
— Я уполномочен сказать вам, кто этот человек, только если вы согласитесь с ним встретиться.
— Если я не знаю, кто это, как я могу согласиться встретиться с ним?
— Это так, — сказал Неджип. — Но этот человек скрывается. От кого и почему он скрывается, я не могу вам сказать, пока вы не согласитесь с ним увидеться.
— Хорошо, я согласен с ним встретиться, — сказал Ка. И добавил как в дешевых детективных романах-комиксах: — Надеюсь, это не ловушка.
— Если не доверять людям, то ничего в жизни не удастся сделать, — ответил Неджип, тоже как в детективном комиксе.
— Я вам доверяю, — сказал Ка. — Кто этот человек, которого мне необходимо увидеть?
— После того как ты узнаешь его имя, ты его увидишь. Но ты будешь держать в тайне то место, где он прячется. А сейчас еще раз подумай. Сказать тебе, кто он?
— Да. — произнес Ка. — Вы мне тоже должны верить. Неджип, волнуясь, словно упоминал имя легендарного героя, сказал:
— Имя этого человека — Ладживерт. — Увидев, что Ка никак не реагирует, он огорчился. — Вы что, в Германии совсем о нем не слышали? Он очень известен в Турции.
— Я знаю, — проговорил Ка успокаивающе. — Я готов с ним встретиться.
— Но я не знаю, где он, — сказал Неджип. — И даже ни разу в жизни его не видел.
Какое-то время они рассматривали друг друга, недоверчиво улыбаясь.
— К Ладживерту тебя отведет другой, — произнес Неджип. — Моя обязанность только свести тебя с человеком, который отведет тебя к нему.
Вместе они пошли вниз по Малому проспекту Казым-бея под маленькими предвыборными флагами и мимо предвыборных афиш. В нервных и детских движениях юноши, в его стройной фигуре Ка ощутил что-то, напоминавшее ему собственную молодость, и Неджип стал ему очень близок. В какой-то миг он даже поймал себя на том, что пытается смотреть на мир его глазами.
— Что вы слышали в Германии о Ладживерте? — спросил Неджип.
— Я читал в турецких газетах, что он политический исламист-борец, — ответил Ка. — Я читал о нем и другие нелестные отзывы.
Неджип торопливо перебил его:
— Так называет прозападная и светская пресса нас, мусульман, готовых сражаться за политическое возвышение ислама, — сказал он. — Вы светский человек, но, пожалуйста, не доверяйте лжи, которую пишет о нем светская пресса. Он никого не убивал. Даже в Боснии, куда он поехал, чтобы защитить своих братьев-мусульман, и в Грозном, где он стал инвалидом от русской бомбы.
На одном углу он остановил Ка.
— Видите магазинчик напротив, книжный магазин «Известие». Он принадлежит последователям Вахдетчи, но все исламисты Карса встречаются здесь. Полиция, как и все, знает это. Среди продавцов есть их шпионы. Я учусь в лицее имамов-хатибов. Нам туда входить запрещено, будет дисциплинарное взыскание, но я подам знак, что мы пришли. Через три минуты из магазина выйдет высокий молодой человек с бородой, в красной тюбетейке. Идите за ним. Через две улицы, если за вами не будет полицейского в штатском, он подойдет и отведет тебя туда, куда должен отвести. Ты понял? Да поможет тебе Аллах.
Неджип вдруг исчез в густом снегу. Ка почувствовал к нему необъяснимую нежность.
8
Тот, кто совершает самоубийство, — грешник
Рассказ Ладживерта и Рустема
Снег пошел еще сильнее, пока Ка ждал перед книжным магазином «Известие». Устав стряхивать с головы снег и ждать, он уже собирался вернуться в отель, как вдруг заметил, что на противоположной мостовой, в бледном свете уличных ламп показался высокий молодой человек с бородой. Когда Ка увидел, что красная тюбетейка на голове юноши побелела от снега, сердце его забилось сильнее, и он пошел за ним.
Они прошли весь проспект Казым-паши, который кандидат на пост главы муниципалитета от партии «Отечество» пообещал сделать пешеходной зоной, в подражание Стамбулу; повернули на проспект Фаик- бея и, спустившись еще на две улицы вниз, повернули направо и дошли до Вокзальной площади. Памятник Казыму Карабекиру в центре площади совсем исчез под снегом и в темноте стал похож на большое мороженое. Ка увидел, что юноша с бородой вошел в здание вокзала, и побежал следом за ним. В залах ожидания никого не было. Догадавшись, что юноша вышел на перрон, Ка пошел туда. В конце перрона он, казалось, увидел юношу, впереди в темноте, и со страхом пошел вдоль железной дороги. Как только ему пришло в голову, что если его здесь внезапно ударят и убьют, то труп до весны никто не сможет найти, он столкнулся лицом к лицу с бородатым молодым человеком в тюбетейке.
— За нами никого нет, — сказал юноша. — Но если хочешь, еще можешь передумать. Если пойдешь со мной, после этого будешь держать язык за зубами. Никогда не проговоришься, как попал сюда. Конец предателя — смерть.
Но даже последние слова юноши не испугали Ка, потому что у него был до смешного писклявый голос. Они прошли вдоль полотна и мимо зернохранилища, и, повернув на улицу Яхнилер, которая была совсем рядом с военными казармами, писклявый юноша показал Ка дом, куда ему надо было войти, и объяснил, в какой звонок надо позвонить.
— Веди себя с Учителем уважительно! — сказал он. — Не перебивай его, а как закончишь говорить, немедленно уходи.
Так, изумившись, Ка узнал, что еще одно прозвище Ладживерта — Учитель. Вообще-то Ка знал о Ладживерте не больше того, что он известный политический исламист. Из турецких газет, попавших к нему в руки в Германии, он узнал, что тот много лет назад оказался причастен к какому-то преступлению. Существовало очень много политических исламистов, которые убивали людей, — ни один из них не был известным человеком. Ладживерта сделало известным его утверждение, что он убил одного кричаще одетого женоподобного хлюста, постоянно унижавшего «невежд» и использовавшего при этом обычные пошлые шутки, — тот был ведущим интеллектуальной игры с денежным призом на одном из мелких телевизионных каналов. Этот язвительный ведущий по имени Гюнер Бенер, с лицом в родинках, во время одной из передач в прямом эфире шутил над одним из глуповатых и бедных участников игры и случайно сказал неподобающие слова о пророке Мухаммеде, а когда эта шутка, разгневавшая нескольких набожных людей, в полудреме смотревших программу, уже почти забылась, Ладживерт написал во все газеты Стамбула письмо, извергающее угрозы, и потребовал, чтобы ведущий этой программы покаялся и извинился, иначе он его убьет. Стамбульская пресса, привыкшая к таким угрозам, может быть, и не обратила бы никакого внимания на это письмо; но маленький телевизионный канал, проводивший провокационную светскую политику, пригласил Ладживерта в свою программу, чтобы продемонстрировать общественному мнению, как распоясались эти вооруженные исламисты, и тот повторил свои угрозы в эфире, усилив их; после успеха этой программы ее показали на других телевизионных каналах, где он был представлен в роли 'остервенелого исламиста с большим ножом'. В это же время Ладживерта разыскивала прокуратура по обвинению в угрозе убийства, и, прославившись, он начал скрываться, а Тюнер Бенер, увидевший, что этот случай пробудил интерес общественности, в своем ежедневном прямом эфире выступил с неожиданным вызовом, сказав, что 'не боится ненормальных реакционеров — врагов Ататюрка и республики', и через день был задушен цветным галстуком с узорами в виде пляжных мячиков, который он надевал на передачу, в номере «люкс» измирского отеля, куда он приехал для съемок программы. Несмотря на то что Ладживерт доказывал, что в этот день и в это время он был в Манисе, где выступал с лекцией в поддержку девушек, которые носят платки, он продолжал убегать и скрываться от прессы, распространившей по всей стране весть об этом событии и усилившей славу Ладживерта. По причине того, что в те дни часть исламистской прессы изображала политический ислам с окровавленными руками, а он сам стал игрушкой в руках светской прессы, из-за того, что ему так нравилось, что им заинтересовались
