успех. Этот взгляд открыл перед ним бесконечную перспективу…
Глава VII, представляющая неопровержимые доказательства, что в Петербурге все добродетельные и прекрасные люди всегда имеют успехи и награждаются
Уже таинственная завеса, сначала скрывавшая от глаз Владимира Матвеича некоторые стороны жизни, мало-помалу начала приподниматься; жизнь переставала быть для него загадкою. Говоря о 'жизни', я разумею здесь только 'петербургскую жизнь', потому что насчет существования другой какой-либо жизни Владимир Матвеич не имел ни малейшего подозрения. Он не мог себе представить, чтобы на свете было что- нибудь лучше Петербурга. Один действительный статский советник, говоря о
Петербурге, остроумно заметил, что это такой 'городок, в котором есть все, что угодно, кроме птичьего молока'. 'А я так полагаю, ваше превосходительство, - возразил Владимир Матвеич, - что с деньгами в Петербурге легко достанешь и птичье молоко'.
И Владимир Матвеич тщательно хлопотал об умножении своих доходов; он выручил капитал своей тетушки по ее поручению от того лица, у которого он находился, и отдал этот капитал ростовщику с малиновыми щеками и с масляными глазами на 18 процентов, из которых отдавал тетушке 10, а себе удерживал 8. Он сошелся с этим ростовщиком как нельзя короче и просил его, стороной и подробнее, разведать о приданом Любови Васильевны.
Между тем постоянно в продолжение восьми месяцев, считая со дня представления
'Давида Теньера', раз в неделю он посещал дом Рожковых - и сделался почти необходимым лицом в этом доме. Почетному гражданину он рассказывал о своей службе, о директорах, министрах, статс- секретарях… Почетный гражданин слушал его почти не переводя дух и не мог наслушаться. Супруге почетного гражданина он привозил поваренные книги, потому что она была большая охотница до кухни; Любови
Васильевне - романы, французские и русские; читал с нею различные стишки, большею частию любовные, и говорил, что 'на земле высочайшее блаженство - взаимная любовь'.
Он угождал также и тетушкам и бабушкам Любови Васильевны; все семейство почетного гражданина было от него в восторге; но для Любови Васильевны он сделался 'кумиром'; она чувствовала к нему влечение самое пылкое, самое нежное.
Над Зет-Зетом же, который почти совсем перестал ходить к ним, она смеялась самым колким образом и иначе не называла его, как 'освистанным сочинителем'.
Семейство почетного гражданина познакомилось с семейством статского советника вскоре после этого знаменитого представления 'Теньера', которое имело такое важное влияние на жизнь нашего героя, - и Любовь Васильевна украсила собой бал, данный Настасьей Львовной в честь сына. На этом бале дочь почетного гражданина была осыпана жемчугами и бриллиантами с ног до головы, и статская советница была в таком от нее восторге, что беспрестанно повторяла почти со слезами на глазах:
'Какая душка! Вот, можно сказать, девица комильфо… Как мило танцует - и какое обращение! она, я думаю, нигде не ударит себя лицом в грязь!' С этого вечера
Настасья Львовна начала ухаживать за нею как за будущей своей невесткой - и заняла у почетной гражданки пятьсот рублей ассигнациями. Анна Львовна употребляла также все средства, чтоб понравиться Любови Васильевне: сшила ей собственноручно две манишки и подарила их в день рождения, называла ее 'мои ами', 'мои анж', восхищалась с ней вместе романами и целовала ее. Такие ласкательства не могли не обаять юной души дочери почетного гражданина, и она вскоре сделала Анну Львовну поверенною своих сокровенных мыслей.
В продолжение этого времени Владимир Матвеич познакомился со многими чиновными людьми, которые ему были нужны, выучился играть в вист и упрочил деловую славу свою в департаменте, исправляя за болезнию столоначальника его должность. Когда
Матвей Егорыч, по своему отделению, явился в последнее время с докладом к директору, его превосходительство, подписывая бумаги, говорил ему с расстановкою:
- Ну, ваш сын, признаюсь, - делец… и какой умный, здравомыслящий малый… я с ним много говорил… и в вистик начинает поигрывать… и уж лучше вас играет,
Матвей Егорыч… козырей не забывает… прекрасный человек! я себе сына лучше не желаю иметь…
- Слава богу, ваше превосходительство; кроме утешения, от него ничего не видал.
- Если он будет продолжать так, то пойдет далеко… А как ваше здоровье, Матвей
Егорыч?
- Плохо, ваше превосходительство… хилеть начинаю. Ну, да что делать! надо лета взять в расчет.
- Не хорошо… не хорошо…
Почти в ту самую минуту, как директор имел этот интересный разговор с Матвеем
Егорычем, сын его, в пустой комнате, перед департаментским архивом, вел разговор не менее интересный с ростовщиком. Главным предметом этого разговора была Любовь
Васильевна, или, лучше сказать, ее приданое. По сведениям, которые собрал ростовщик, оказалось, что почетный гражданин Рожков вел превосходно все свои торговые дела и имел значительный капитал; у одной же известной петербургской свахи ростовщик достал полную опись приданого Любови Васильевны, а из этой описи явствовало, что Рожков обязуется дать за дочерью единовременно, при выдаче ее мужу, кроме всяких вещей, 60000 и выдавать зятю ежегодно по 20000 вперед за год, или по третям, или помесячно.
- Дело ваше, кажется, ладно, - заметил ростовщик.
- Благодарю вас, - сказал Владимир Матвеич, пожав ростовщику руку.
- За хлопоты-то вы бы мне прислали хоть дюжину шампанского, а? Да, кстати,
Владимир Матвеич, я с вас вычту двести пятьдесят рублей - сваха не хотела с меня меньше взять за опись…
Владимир Матвеич немного поморщился, однако сказал: 'Хорошо'.
- Послушайте-ка, - продолжал ростовщик, - я давно хотел поговорить с вами, - ведь вы этого не знаете: ваша матушка надавала векселей, заложила все свои вещи.
- и батюшка ваш тоже ничего не знает; все это она делала потихоньку, верно на счет будущей невестушки.
И ростовщик дружески потрепал Владимира Матвеича по плечу.
Владимир Матвеич закусил нижнюю губу и казался удивленным.
- Через одну женщину она занимала у меня несколько раз, - продолжал ростовщик,
- вот и заемные письма. - Ростовщик вынул их из портфеля и показал Владимиру
Матвеичу.
Владимир Матвеич и не взглянул на них.
- Любезнейший мой, - сказал он ростовщику, - мне очень жаль, что она так нерасчетливо ведет свои дела, но они до меня не касаются, и я не отвечаю по законам за ее обязательства…
- Гм! - перебил ростовщик, - знаю, знаю, Владимир Матвеич, вы не бросите и копейки туда, куда не следует…
Ростовщик засмеялся.
Через несколько дней после этого Владимир Матвеич объявил отцу и матери о своем намерении жениться на девице Рожковой и спросил у них благословения.
- Благословение наше всегда над тобою, дружок, - сказала статская советница, поднося платок к глазам. - Ты так умен и благоразумен, что никогда ложного шага в жизни не сделаешь. Твой выбор самый благородный во всех отношениях: она предостойная, премилая девушка.
Матвей Егорыч перекрестил сына, поцеловал его и заплакал.
- Бог да благословит тебя! - сказал он.
- Но… друг мой, - продолжала Настасья Львовна изменяющимся голосом… - Ты знаешь, как я тебя люблю, ты знаешь, что ты для меня дороже всего на свете… -
Она начала всхлипывать… - Неужели мы с тобой должны будем расстаться? Эта мысль сведет меня в могилу.
- Как расстаться, маменька? Я не понимаю вас.
- Мне и жизнь без тебя не в жизнь. Ах, боже мой, и подумать страшно… Неужели мы будем жить розно?
