ежедневные записки антрепренера: 'Да что же статейка? не ленитесь, бога ради, пишите поскорей. Дело стало в типографии' и прочее… Писать, когда ничего нейдет в голову, писать по заказу, когда тоска грызет и давит, когда нет ни мысли в голове и ни гроша в кармане! Литература опротивела Григорью Алексеичу. Но в это время неожиданное обстоятельство вывело его из мучительного положения. Матушка его скончалась. Он продал доставшееся ему именьице своей старшей сестре, выручил за него тысяч двадцать - и уехал за границу на одном пароходе с Сергеем Александрычем.
За границей Сергей Александрыч стал ручнее, сбросил с себя светское петербургское величие и вел себя просто. Григорью Алексеичу легко было сойтись с ним, и, несмотря на то, что образ мыслей их был не совсем одинаков, они скоро до того сделались необходимы друг другу, что почти все время пропутешествовали неразлучно.
Сергею Александрычу нужно было в дороге развлечение: одному ездить скучно. Он рад был, что нашел в Григорье Алексеиче живого и умного собеседника; Григорий Алексеич, с своей стороны, был чрезвычайно доволен проехаться по чужим землям с роскошью и с удобством, о котором ему и во сне не грезилось.
Три года странствования прошли для Григорья Алексеича незаметно и быстро. Все в Европе в высшей степени интересовало его, и горячо сочувствовал он всем великим современным вопросам среди бурной и разнообразной парижской жизни. Кафе и театры, университет и цирки публичные суды, балы и гулянья, профессора и лоретки… все приводило его в экстаз, Григорий Алексеич влюблялся на каждом шагу. Мысль о святой и высокой любви, о которой он так прекрасно грезил в отечестве, - в Париже ни разу не пришла ему в голову.
И только на возвратном пути, приближаясь к отечественной границе, Григорий
Алексеич начал немного приходить в себя и задумываться. Из двадцати тысяч его единственного достояния осталось у него тысяч девять, не более. Жить процентами с этого капитала не было возможности, надобно было опять приниматься за журнальную работу, но уже Григорий Алексеич без досады и горького смеха не мог вспомнить о своих литературных статьях, которые казались ему некогда образцами глубокомыслия. Он недоумевал, что ему предпринять и каким образом и на каком поприще, с его идеями и направлением, сделаться полезным отечеству и самому себе. Эта трудная задача приводила его в отчаяние - и потому он всячески старался отогнать от себя мысль о будущем. Но Сергей Александрыч, располагавший прямо из-за границы отправиться на лето к себе в деревню, стал звать его с собою.
Сергею Александрычу необходимо было в недрах патриархальной русской жизни отдохнуть от путевых впечатлений и, главное, поправить свои несколько расстроенные финансы…
Любезное предложение Сергея Александрыча было скоро и охотно принято
Григорием Алексеичем, потому что оно избавляло его на время от труда об устройстве собственной участи.
Таким-то образом оба приятеля очутились в селе Благовещенском - куда и нам пора последовать за ними…
ГЛАВА V
Прибытие их привело в страшное волнение всех брюхатовских обывателей вообще и Агафью Васильевну в особенности. На широком и круглом лице ее выступили красные пятна, трехъярусный подбородок ее затрепетал и заколыхался, и левый глаз без бельма засверкал дико. С громом отворила она дверь в кабинет своего супруга. Ардальон
Игнатьич почивал сладким сном. Агафья Васильевна растолкала его с трудом. Ардальон
Игнатьич зевнул, потянулся и пробормотал сквозь сон:
- Ах, если бы теперь, душенька, стаканчик брусничной водицы выпить! - и зашевелил губами и языком.
- Вставайте же! - вскрикнула, задыхаясь, Агафья Васильевна, выведенная из терпения, - проснитесь, опомнитесь… скорее, скорее…
Ардальон Игнатьич, испуганный, вскочил с дивана, протирая глаза:
- Что такое, матушка? пожар?
Агафья Васильевна горько улыбнулась, обозрев супруга с ног до головы.
- Вы скоро совсем одуреете от сна. Что ж вы, очнулись наконец? Можете вы понимать-то, что вам будут говорить, или нет?
- А что такое?
- Что? Вы ничего не знаете и знать не хотите! Без меня вы пропали бы; я за вас должна входить во все: расправляться с людьми, смотреть за всем хозяйством, ездить в поля, бегать в анбары, терпеть оскорбление от какого-нибудь подлеца Брыкалова, - и вы хоть бы раз вступились за беззащитную женщину, за жену!.. Ну, да уж моих сил не станет,
- я скоро все брошу, это я вам говорю в последний раз… Впрочем, теперь не в этом дело…
Знаете ли вы, например, кто приехал сюда?
- К нам?
- Не беспокойтесь, не к нам. Кто станет ездить к нам? Вы не умели заслужить ничьей любви, ничьего уважения. Вас никто, ни посторонние, ни родные, в грош не ставят, - вы…
- Да кто приехал? к кому? - бормотал робко смущенный супруг, в недоумении почесывая свою лысину.
- Ваш родной племянник, Сергей Александрыч… Слышите ли вы? Сергей
Александрыч? Он изволил прокатить сейчас мимо нашего дома и не удостоил даже взглянуть на наши окна. Теперь он у вашей милой и доброй сестрицы, у Олимпиады
Игнатьевны… Видно, эта подлая притворщица чем-нибудь особенно умела заслужить его любовь и уважение, - заметьте, он к ней к первой является с визитом… Впрочем, и не мудрено… У нее в доме есть недурная приманка для молодых людей. Наташа девочка смазливенькая и к тому же умеет делать глазки… Что за беда, что двоюродный братец!
Нынче все позволено. Двоюродные братья женятся же у немцев на двоюродных сестрах, а в Париже и на родных сестрах давно женятся. Он же ведь прямехонько из Парижа…
Только слушайте, я заранее объявляю вам, Ардальон Игнатьич, если между вашим племянничком и племянницей заведутся какие-нибудь шашни, в чем я не сомневаюсь, - я пяти минут не остаюсь здесь. У меня три дочери невесты, девушки нравственно воспитанные, с благородными чувствами. Я не потерплю никакого скандала и, в случае крайности, сама все лично объясню губернатору и буду просить его защиты.
Агафья Васильевна так много наговорила ему, что Ардальон Игнатьич решительно стал в тупик. 'Да что объяснять губернатору-то?' - подумал он.
- Ну что ж вы молчите? - вскрикнула Агафья Васильевна.
- Я… ничего, - отвечал Ардальон Игнатьич.
- Так вас не трогает, что ваш родной племянник пренебрегает вами, знать вас не хочет?
- Отчего? - спросил удивленный Ардальон Игнатьич. - Почему вы это знаете?
- Чтобы понять это, кажется, не нужно много иметь тут, - Агафья Васильевна ткнула себе в лоб, - вы старший в их роде - следовательно, к вам он должен питать особую аттенцию, должен почитать вас вместо отца, а он преспокойно проезжает мимо вашего дома, как мимо дома постороннего. Это явно показывает, что он и не заботится о вас.
- Да он еще будет.
- Вы мне жалки! Вы человек без амбиции!.. - вскрикнула Агафья Васильевна, всплеснув руками. - Вам ничего в голову не вобьешь. Неужели вы не понимаете, что он к вам к первому должен приехать? Коли вы сносите спокойно от всех афронты, - так я-то не могу и не хочу сносить их! Понимаете ли вы? я уж и без того слишком много терпела от ваших родных.
Произнеся это, Агафья Васильевна вышла из кабинета своего супруга, с гневом захлопнув дверь за
