— Наш человек! Действуй, Дюжекрут. Пусть она там всем начистит, растудыть их в третью степень.
Майор Наворочинг встал, отдал честь и промаршировал вон.
— Гобли, — по-отечески тепло произнес он десять минут спустя, приобнимая спецагента за плечи.
Малфой сразу поняла предстоит смертельно опасная миссия.
— Тебе, цыпочка моя, светит убийственно сложное задание, проходящее по нашей внутренней классификации под литерой «п». Ты можешь не вернуться, — майор затянулся и выдохнул едкий дым. — Ну, безусловно, дадим льготы семье. Компенсацию твоему любимому хомячку. Памятник поставим на Родине. Правда, секретный… невидимый…
— Не томите, сэр.
Наворочинг смутился, но тут же вернул себе маску сурового вояки.
— В общем, слушай приказ. Углубиться в инферно, выяснить, кто или что стоит за пропажами гражданского населения и волшебной энергии, вернуться. Третья часть задания элективна, то есть не обязательна к исполнению в случае смерти. С собой возьмешь этого, кента… ну, кентавра. Как его? А! Кобылинса! И какого-нибудь гнома, того же Стульча. Плюс рота прикрытия. Вопросы?
— У камикадзе нет вопросов, сэр, — зычно отчеканила Гобли Малфой. — Служу добру, а зло караю!
— Служу добру! — рявкнул в ответ майор.
Гобли нажала кнопку общей связи на браслете-передатчике и скомандовала
— Кобылинс, галопом ко мне! Стульч, такая же ботва!
Кентавр и гном явились через полминуты, причем коротышка прибыл первым.
— Солдаты Республики! — патетически возопила
Малфой, всматриваясь в лица подчиненных. — Мы на войне. На не начавшейся войне против неясно кого. Нам поставили задачу погибнуть, но не сдаться нырнуть в инфернет, чтобы никогда не вынырнуть. Судьба добрых людей в наших руках. Не посрамим?
— Ноль проблем, — буркнул гном.
— Я протестую! — воскликнул кентавр.
— Кобылинс, ты мне тут демократию не разводи, — процедила сквозь зубы Гобли Малфой. — У нас армия, а не палата психлечебницы. Мы должны отстоять идеалы нашей Республики. Даже ценой жестокой диктатуры и кровавых репрессий. Что ты морщишься? Да, я знаю, ты работник компьютерного отдела. Не тебя первого из компьютерщиков в полевые агенты переводят. Ни с хрена… Так что кончай бить копытом, не в стойле. Выступаем через два часа.
— Будет сделано. Голуму одеться — только подпоясаться, — постарался не падать духом Стульч.
— Мясники, — презрительно бросил Кобылине, цокая в свою комнату за вещами.
Такова планида солдат. Что нам остается делать? Безумству храбрых поем мы песню. Уму трусливых стихи слагаем…
Гобли Малфой прижала к груди фотографию юноши, в которого была влюблена. Пауль Артефриз… Самый молодой миллионер в мире шмуглов. «Ему, скорее всего, и не расскажут, как я погибну», — опечалилась девушка. Смахнула слезу. Суперагенты не плачут.
Глава 9
Надежда — хороший завтрак, но плохой ужин.
…а ужин отдай врагу.
Двигаться по дуремаркету , не заглядываясь на лавки, невозможно. Харри Проглоттер страстно уговаривал себя не прельщаться яркими товарами и якобы дешевыми услугами. Но мимо шатра гадальщика он не прошел. Изображение дракона, новоприобретенный фатализм и тревога за друзей сделали свое дело.
На вывеске было написано шрифтом, стилизованным под иероглифы
Откинув полог, странник увидел комнату, в центре которой сидел вещун — круглолицый старичок с хитрыми глазками.
— Милости прошу! — пригласил мальчика хозяин. У входа лежало животное, похожее на коалу-вампира. Длинные острые клыки были сравнимы с бивнями. Зверь то ли рычал, то ли урчал. Его бурая шкура на боках волновалась в такт глубокому дыханию, создававшему специфическую атмосферу. Пахло сероводородом с примесью ванили.
Харри остановился в нерешительности.
— Не бойтесь, — сказал старик-вещун. — Сейчас дэнсяопинбол не опасен. У него аккурат вчера завершилась шаолинька. О, это страшный период. Зверюга лысеет, ломает руками и ногами разные предметы, крутит всякие нунчаки… В общем, вам повезло.
Гость оценил комнату. Полки, мебель, стены были серьезно испорчены. Ковры порваны. Перевязанный хозяин сидел на уцелевшей циновке, попивая чай из полуразбитой чашки.
— И как вы с такой зверюгой… живете? Трудно небось? — поинтересовался Харри.
— Как и для любого адепта Кай Фуй, для меня этого вопроса не существует.
— А что такое Кай Фуй?
— Кай Фуй, юноша, — учение о том, что жить нужно в удовольствие. Данное откровение Подарил нам древний философ Кайфуций, озаривший наш мир при династии Тань. В эпоху Тань народ предпочитал называть своих дочерей Танями. Кайфуций подверг критике такую практику, а затем и открыто попрал традицию, назвав всех своих дочерей (а их у него было семь) и даже сынов (которых насчитывалось в два раза больше) гордым именем Ли. Последователи неверно поняли жест мудреца, и понеслось — что ни ребенок, то Ли. По этому поводу сладкоголосая певица Ал Пу спела отдельную песню «То Ли еще будет, ой-е-ей!», народ подхватил «Во саду Ли, в огороде…» Однако Кайфуций славен прежде всего новой философией. Согласно этой философии, все происходит согласно этой философии. (Революционное открытие в деле построения доказательной базы, между прочим. Сколько лжепророков потом воспользовалось сим аргументом!..) По Кайфуцию, главное — наслаждение жизнью. Удовольствие — краеугольный камень, мерило мерил, начало координат. Не беспокойся, будь счастлив!
— Короче, жить нужно в кайф, — подытожил Проглоттер.
— Вы прирожденный адепт Кай Фуй, молодой человек! — восхитился точностью формулировки ДжуЛи Квам. — Но не стану больше отнимать ваше драгоценное время, перейдем к отъему ваших денег. Заглянем в будущее при помощи «И-ДЗЫНb!» Гадание по «Книге перемен» — вот что вам надо…
— Сколько? — спросил Харри.
— Три золотых, — поклонился вещун.
— Один.
— Два.
— Согласен.
— Деньги вперед.
Харри отсчитал две монеты. Джу Ли Квам взял их, проверил на зуб, удовлетворенно крякнул. Деньги исчезли в его широких рукавах.
Вещун взял высокую деревянную кубышку с торчащими из нее палочками. Встряхнул, повертел, затем потряс, словно приготавливал коктейль.
— На что или на кого будем гадать?
— На Молли Козазель, — сказал Проглоттер, хотя и замешкался, выбирая, о ком спросить.
— Подумай о ней и тяни палочку.
Харри вспомнил Молли, точнее эпизод знакомства. Был первый день Проглоттера в Хоботасте. Онвыходил из столовой с дополнительной порцией пиццы, а Козазель бежала поесть. Как всегда, с книжкой в руке. Столкнулись, разумеется. Пицца размазалась по Харриному лицу. «Извините», — смутилась Молли, но, оторвав взгляд от книжки, покатилась со смеху. Такой он ее и запомнил счастливо хохочущей, показывающей на него пальцем.
— Эй, юноша! — голос гадателя вернул Проглоттера к действительности. — Замечтались, что ли? Тяните жребий!
