«Гуси лапчатые», – хмыкнул он.
Затем Колино внимание привлек ангар, на стене которого готическим шрифтом было начертано: «Страна Преподавателя выше всего!» Чуть ниже и помельче написали: «Колдунизм – высшая стадия развития человечества и гномчества!»
– Ура, товарищи, – прошептал разведчик.
«Все это познавательно и загадочно, – подумал он, – только что дальше-то?»
– Ты! – раздалось за спиной солдата. – Назови себя, бездельник!
У рядового душа в ботинки провалилась.
Он повернулся и увидел старикашку, похожего на глистообразного, но потолще и без посоха.
– Я… – растерялся парень.
– Тупой чурбан, – брезгливо прошамкал старик. – Пойдешь со мной.
Лавочкин поплелся за бородатым, копируя гусиную походку своих алхимических потомков. «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу», – вспомнилось Коле, когда он понял, что идет к Гориллычу и гневному плешивцу.
Бежать? Поздно. Вот она – площадка. Все как на ладони. Поднимут тревогу, начнется облава. Парень решил рискнуть.
Когда они с плотным стариканом приблизились к махине, глистообразный бросил на них мимолетный взгляд и продребезжал недовольно:
– Ну, и кого ты привел, Мангельштамм?[27]
– Опять бракованный чурбан, Панцер[28].
Мангельштамм посмотрел на Колю пристальнее, отступил, выронил посох. Бороденка позорно затряслась.
– Ты?.. Ты?.. – Он был умелым магом и мог распознать пришельца из иного мира. – Ты – Николас?!
Плотный отпрыгнул от Лавочкина, точно ошпаренный. А Гориллыч с интересом уставился на Колю. Зубы у рыжего верзилы были кривые и гниловатые.
Солдат набрался храбрости и изрек:
– Да, Панцер. Я явился. Я явился за тобой.
– А! – завизжал плотный. – Он знает твое имя!
– Я и твое знаю, Мангельштамм, – холодно произнес солдат.
– Ох! – Старик впал в ступор.
– Кретин, – прошипел Панцер. – Мы же сами при нем имена употребили!
Однако глистообразный не делал резких движений и выглядел заранее проигравшим. Тем не менее он сглотнул комок, застрявший в горле, и велел Гориллычу:
– Защити меня, убей его!
Двухметровый бугай насупился.
– Заради чего мне это надобно? – пробасил он.
– Падлюка! Ты обязан мне подчиняться!
– Тю-тю-тю! – Рыжий показал веснушчатые ладони. – Я по поводу железа. Мне никоим образом нельзя драться. Я зарок давал.
Плотный стал выходить из пугливо-благоговейного транса. Его глаза забегали, в них появился недобрый блеск – Мангельштамм готовился нанести магический удар.
Лавочкин гаркнул:
– Стоять на месте! Я твои штучки предвижу.
«Застращал идиота», – подумал Панцер.
– Я не застращал идиота, а оказал на него непреодолимое воздействие, – спокойно выдал солдат.
Ему самому было чертовски боязно, но блеф увлек, а тут еще и дар чтения мыслей вернулся.
От Гориллыча, кстати, исходила теплая волна любопытства. И все.
Зато Панцер сдрейфил не на шутку, схватился сухой ручонкой за голову, словно намереваясь спрятать мозги от Колиной «прослушки».
Гномы давно оставили дела и, раскрыв рты, следили за разговором.
– Страхенцверги среди вас есть? – громко спросил парень.
– Я из них, – помахал один из бородачей.
– Привет от родни. Очень гостеприимная у тебя семья. – Рядовой вернулся к троице угнетателей. – Вариантов два. Смерть и повиновение.
Коля сделал шаг к старикам и рыжему. Плешивцы сдали назад, гигант остался на месте. Солдат обратился к нему:
– Тебе я предлагаю дружбу, железный…
Россиянин хотел сказать «мастер», так как понял, что заросший мужик – специалист по металлу, но тот прервал Лавочкина:
– Ганс. Железный Ганс.
Память вытолкнула на поверхность нужную сказку. Парень аж крякнул:
– Тот самый Железный Ганс?!
– Самоличной персоной, – прогудел здоровяк, явно польщенный Колиным возгласом.
– Выбрался из грязи и стал служить Дункельонкелю, значит.
Ганс потер нос:
– Позволительно и так преподнести, не спорю. Хотя… Ладно. Мешать тебе не буду, но и помочь не в силах.
Панцер затряс головой. Коля попробовал надавить на старика:
– Ну-ка, не дергаться! Что вы тут собираете?
– Так я тебе и сказал, – проблеял Панцер. – Эта тайна умрет вместе со мной.
– Хм. Ну, похоже, вам с ней недолго осталось, – сострил Лавочкин. – Эй, Мангельштамм, что это за машина?
– Панцер, – жалобно выдавил плотный, косясь на начальника.
Глистообразный пронзил соратника яростным взглядом.
– Ясно, – резюмировал парень. – В молчанку играем. Хоть ты, Железный Ганс…
Ему не дали договорить. Коля услышал грозные вопли и обернулся. Со стороны железнодорожных путей к нему бежали вооруженные люди, причем не только его двойники, но и настоящие «человеки».
– Вы дали знак? – спросил разведчик стариков и Ганса.
Те молчали. Ответил гном-Страхенцверг:
– Нет, просто если на участке останавливаются работы больше чем на три минуты, прибегает охрана.
«Повод не важен, главное – пора убегать», – смекнул солдат. Он махнул рукой, мол, привет всем, и драпанул обратно к ящикам.
У него была неслабая фора. Нырнув в «квартал», парень после первого же ящика свернул влево, надеясь, что давешний часовой еще торчит на своем месте. В Колиной голове созрел план с переодеванием. Серая роба и меч сделают настоящего Лавочкина неотличимым от клонированного.
К счастью, гомункулус стоял на посту. Среагировав на топот рядового, он нахмурил брови и пролопотал:
– Стой, тебя не должно быть здесь.
– Как тебя зовут? – пропыхтел солдат.
– Зед зед зед ноль шестьдесят пять. – Слова вывалились из чурбана, как шары из лототрона.
– ZZZ-065?! Отличное имя для мальчика, – усмехнулся Коля. – А кто это там у тебя сзади?
Гомункулус повелся на провокацию.
Бить по голове свою копию, даже такую тупую, было трудно, но парень справился.
Задребезжал выпавший из руки меч, Лавочкин подхватил обмякшее тело. Оттащил в ближайшую нишу, образованную плотно, но неровно сдвинутыми ящиками.
Стянув робу и штаны с клона, солдат переоделся. Собственные пожитки он распихал по мешкам. Там же взял кусок веревки и связал часового.
Поблизости раздались топот и отрывистые команды. Стало быть, охрана сориентировалась и начала
