перекосило Чарку от обиды, но трезвомыслящая Софка считала, что скорей всего это произошло из-за упрятанной за щеку кости, поэтому отважно полезла собаке в пасть двумя руками. Доберманша сжала челюсти и зарычала.
– Ах ты, Жучка слюнявая! – разозлилась Софка. Чарка зарычала громче.
– Софа, не зли собаку! – немедленно крикнула из кухни Вера Абрамовна. – Что за удовольствие, я не понимаю!
Софка не отвечала, занятая извлечением из пасти до-берманши неизвестного предмета, здорово смахивающего на серебристый карандаш для век, точнее, то, что от него осталось, добрую половину собачка уже распустила в щепки, серебристыми опилками прилипшие к ее наглой слюнявой морде. «Тинка забыла, или девицы ее сумасшедшие, – догадалась Софка. – Косметика у них была блеск, это я хорошо помню. Чертова чавкалка уже схомячила почти всю красоту, хоть чуть-чуть отбить!» Девочка с утроенной силой вцепилась в серебристую палочку, кроя угрожающе сопящую Чарку последними словами. Доберманша поняла, что проигрывает и попыталась смыться с трофеем, при этом она так взбрыкнула задними лапами, что свалила горшок с любимым фикусом Веры Абрамовны. Как собачке это удалось, Софка не поняла, керамический монстр, именовавшийся горшком, вмещал в себя как минимум центнер земли и был совершенно неподъемным. Фикус тоже был увесистым: слоновая нога метра два в высоту с пучками разноцветных листьев по всему периметру. К несчастью, это безумие природы Вера Абрамовна считала почти что чудом света и дрожала над ним, как скупой рыцарь над своими сундуками. Услышав грохот, она сразу поняла, что чудо в опасности, и бросилась в комнату, грозя Софке всеми карами земными и небесными.
– Если вы сломали мой Филисакрис, я тебя убью! Я твою поганую собаку убью! Я себя убью!
Софка покосилась на завалившийся на пол фикус, убедилась в его целостности и, поняв, что жизни семьи ничего не угрожает, продолжила борьбу за остатки импортной косметики. Ей уже удалось ухватиться за огрызок карандаша и почти выдернуть его из Чаркиных зубов, но тут на пороге, как назло, появилась Вера Абрамовна.
– И что ты хочешь от животного? – довольно спокойно начала она еще в коридоре, в глубине души надеясь, что драгоценный Филисакрис устоял. Однако, увидев заваленный фикус, разбитый горшок, груду чернозема и свою перемазанную в пыли дочь, воюющую с доберманшей, тетя Вера заголосила на всю Одессу. – Да пусть она подавиться этой дрянью, эта поганая собака! Что ты вцепилась в ее кость, будто сама ее будешь кушать? Ну как можно чему-то уцелеть, когда таких две здоровых коровы на одну маленькую комнату и у обеих ума нет?
Тут, как всегда кстати, погас свет, и Софку, добитую упрямством доберманши, произволом энергетиков и упоминанием мамаши то ли о коровах, то ли о уме, прорвало:
– Что хочу? Жить хочу, как человек, а не вшой на военном полигоне! Чтоб фикусы твои долбанные на голову не падали, чтоб мерзота эта слюнявая не жрала, что ни попадя, чтоб вода из крана текла, когда я кран включаю, а не когда про меня водопроводчик вспомнит, чтоб свет я выключала, а не электростанция!
– А еще что хочешь? – боясь отойти от дверей, чтоб не передавить в темноте фикус, Софку и собаку, взорвалась Вера Абрамовна. – Бабушку в Америке и икру ложками? А к бабке Симе на Куяльник на все лето не желаете? Грязи понюхаешь, в палисаде кверху задницей поторчишь, сорняки подергаешь, в грязи поваляешься, водички попьешь…
– Она ж вонючая, как моя жизнь! – возмутилась Софка.
– Зато, в отличие от твоей жизни – полезная, – парировала тетя Вера, – со всего мира едут пить и нюхать!
– Весь мир ездит нюхать в Виши и Карловы Вары, а на наш лиман только со Жмеринки приезжают, и то, если спьяну в другой поезд сели.
– Таки и езжай в свои Вши, – посоветовала, потеряв терпение Вера Абрамовна, – если тебе наших вшей не хватает.
– Виши, серость, – вяло поправила Софка, почти овладевшая к тому времени Чаркиным огрызком, – это Франция, у меня на Францию грошей нет. Тут хоть бы в Москву смотаться, и то хлеб!
Собака предприняла последнюю попытку защиты своей собственности и так мотнула головой, что Софки-на рука, сжимавшая карандаш, описала в воздухе замысловатую петлю.
– Тебя там, конечно, ждали, – саркастически расхохоталась тетя Вера, – цветы, плакаты, поцелуи! Кому ты там сдалась? Рыбачка Соня с Ланжерона! Они без тебя там просто обрыдались.
Софка промолчала. Вера Абрамовна удивилась: ее языкастая дочь, не ответившая на колкость, это было уже кое-что. На электростанции у кого-то проснулась совесть, и свет, наконец, включили. Тетя Вера удивленно хлопнула хорошо накрашенными глазами. В комнате явно чего-то не хватало. То есть коллекционный фикус был на месте, осколки горшка рядом, чернозем тоже никто не украл, вроде даже больше стало… Не было только Софки и доберманши. Учитывая, что свой пост у единственного выхода Вера Абрамовна не покидала ни на минуту, закрывая дверь своим телом, исчезновение этой парочки в голове у тети Веры никак не укладывалось.
– Локи, – Краш оторвался от созерцания океана, – а свою скорую магическую помощь ты на себя ориентировал или на Посланника?
– А что? – Локи, озадаченный отсутствием Алисы, слушал собеседника вполуха. «Или я что-то не учел в расчетах, – думал Маг, – и забросил девочку черт знает в какое измерение, или она просто не захотела идти сюда. У нее же был такой путь, и, вполне возможно, им она и воспользовалась».
– А то, что я совсем не уверен, что Илай использует эту твою помощь по назначению. Думаешь, он догадается заняться именно клеймом?
– У малыша много недостатков, но слабоумие в их число до сегодняшнего дня не входило, – буркнул Локи, – он сделает все как надо.
«Не обольщайся, – продолжил Маг свои рассуждения, – Алиса не способна предать. Это ты что-то напутал, старый колдун. Перемудрил. Хорошо, если Илка там и проконтролировала перемещение, а если нет? Тогда остаток жизни придется провести в поисках Алисы, если, конечно, повезет выбраться отсюда».
– Во-первых, он не знает, что у нас проблемы, во-вторых, он и твоей помощью не больно рвался воспользоваться, в-третьих, даже если он сделает все как надо, ты уверен, что тот, кто придет, обладает
