призы в соревнованиях, – вторая категория.
– А первая?
– А это, братец ты мой, – уже вершина, орлы. На Западе их величают «маэстро», по-нашему – умельцы, мастера. Это уже подлинные доки! Во всей России таких, может быть, лишь десяток или дюжина наберется. У нас в Питере самых могучих – двое: Шумов Илья Степанович, бывший моряк, крупный чиновник. Играет, как бог, и задачи шахматные забавные составляет. А второй – твой ровесник Шифферс Эммануил, учитель математики, художник-любитель, знаток шахмат, с младых ногтей играет; его мать, отец, братья, сестры – тоже! Про Шифферса Илья Степанович во «Всемирной иллюстрации» писал, что он молодой шахматист, но уже опытный, искусный и знающий всю шахматную теорию, как «Отче наш». Еще есть Ашарин, Петровский, Безкровный. В Москве – музыкант Соловцов да учитель Шмидт. В Варшаве – купец Винавер, в Нижнем Новгороде – адвокат Хардин. В своих поместьях проживают герой севастопольской обороны князь Сергей Урусов и его брат Дмитрий. Вот, пожалуй, и все шахматные киты Российской империи. Сергей Урусов, рассказывают, до того любил шахматы, что во время войны – а он был храбрейшим офицером – пришел к начальнику севастопольского гарнизона Сакену с замыслом: предложить англичанам сыграть партию в шахматы. Наградой победителю, призом должна была быть передовая траншея, которая уже много раз переходила из рук в руки и стоила сотни жизней. Урусов головой ручался, что выиграет эту партию у любого англичанина. Сакен, конечно, рассмеялся и отказал Урусову. А, ей-богу, напрасно! Урусов победил бы обязательно! Еще бы: знаток теории, игрок первой категории.
– К чему категории-то эти? Не все ли равно, кто какой?
– Э, нет! Благодаря им все друг с другом в турнирах могут играть, даже самый сильный с самым слабым. Так-на-так, то есть на равных, ты не станешь, да еще на деньги, играть с маэстро. Даст мат – чихнуть не успеешь! Сразу кошелек опустеет! А тут делается иначе. Первая категория дает второй пешку и ход, то есть снимает у себя пешку и играет черными. Третья категория получает от первой пешку и два хода, то есть, имея лишнюю пешку и играя белыми, делает сразу два хода. Четвертая категория получает от первой фору коня, пятая – берет целую ладью. Такое же соотношение и других категорий. Например, игрок второй категории дает четвертой пешку и два хода, пятой – коня. И турниры с участием шахматистов всех пяти категорий устраиваются. Играет поочередно каждый с каждым. Называются они гандикапами.
– Как интересно! А я и не знал! Значит, даже такой шахматный неуч, как я, сможет сразиться с мастаком! Идем скорей в шахматный клуб! Чего мы тут полчаса торчим у ресторана, точим лясы. Уже прохожие оглядываются.
– Да я ж тебя, упрямца, добру учу. Туда идти ни к чему. Одна слава, что шахматный клуб, а на самом деле – комната в «Немецком собрании», в просторечии в «Шустер-клубе», где богатая немчура петербургская собирается. Чинно, солидно, скучно. Русские шахматисты не любят там бывать. Все вступили в орден доминиканцев.
– Чепуху городишь, Федя. Доминиканцы – это католические монахи. При чем тут шахматы?
– Это в шутку, да не совсем. «Доминик» – название ресторана… Деньги-то у тебя есть?
– Я, брат, сегодня богат! Вчера двадцатое было, жалованье получил. Отдал хозяйке меблированных комнат, заплатил за месяц в столовку за «домашние обеды», купил новые брюки, галстук английский, стихов две книжки – Некрасова и Никитина, да еще синенькая в кармане осталась. На кофе и на пироги нам с тобой хватит.
Федор хотел что-то сказать, но запнулся, видимо боясь спугнуть друга, и, схватив его за руку, втащил в подъезд ресторана.
Ресторан «Доминик» был любимым прибежищем петербургского неслужилого люда: писателей, журналистов, актеров, художников, людей неопределенных занятий, а также шахматистов. Основатель ресторана швейцарский купец Доминик Яковлевич Риц-а-Порт не подозревал, что он навсегда вписал свое имя в летопись русских шахмат! В ресторане целый край огромного зала был отведен под бильярдные столы, столы для игры в домино, шахматные столики. Там можно было за 20 копеек в час получить шахматную доску с комплектом фигур. Расположенный в центре города, «Доминик» являлся как бы призывным маяком для многих поколений шахматистов на протяжении почти восьмидесяти лет: с 1841 года до Октябрьской революции. Прийти из холодных, неуютных меблированных комнат в теплое, светлое помещение, отдохнуть за газетой, закусить, выпить, поиграть на бильярде, в домино, в шахматы – что еще требовалось для безалаберной петербургской богемы?
Игра в шахматы велась обычно на денежную ставку – на равных или с форой – на дачу вперед. Некоторые сильные шахматные игроки проводили долгие вечера в этом ресторане; по шутливому выражению – «выслуживали пенсию» у «Доминика». Друг с другом они играли редко, выжидали появления слабо играющего, но денежного любителя. Эти «петербургские доминиканцы», действительно составлявшие своеобразный орден шахматных профессионалов, к концу вечера не только оправдывали расходы на кофе, напитки и закуски, но и уносили домой несколько рублей чистой выручки.
Впрочем, Петербург не был исключением. То же происходило в Москве в известной кофейне Печкина, частыми посетителями которой были в свое время Герцен, Белинский, Грановский, Щепкин, Мочалов, и в большинстве крупных городов Российской империи, отнюдь не поощрявшей возникновения специальных шахматных клубов.
Друзья отдали швейцару пледы и, потирая зазябшие на осеннем воздухе руки, вошли в зал. Федя, уже не раз бывавший у Доминика, провел Михаила прямо туда, где собирались заядлые любители шахмат.
Перед их взорами предстала картина, удручившая бы любого нового человека. Ресторанные испарения смешивались с густым табачным дымом, синеватой пеленой свисавшим с потолка. Перекликания официантов, повторявших заказы буфетчику. Стук бильярдных шаров, сопровождаемый таинственными криками: «Желтый в среднюю!», «Карамболь по красному!», «В угол на шлоп-штосе!». Резкие удары костяшек домино под аккомпанемент прибауток. И тут же несколько шахматных столиков. Каждый был окружен плотным кольцом любителей, ждущих своей очереди выйти на арену или просто в удовольствием наблюдающих, как сильный шахматист громит «туриста». Так на жаргоне «доминиканцев» назывался слабо играющий любитель, получавший фору «туру» – тогдашнее наименование ладьи. Здесь тоже стоял шум, слышался смех, похвалы удачным ходам, подтрунивание над ошибками, обсуждались шансы и даже заключались пари: кто победит.
– Вот ад-то! – вырвалось у Михаила, и, обратившись к Феде, он с изумлением спросил: – Да как же играть, как думать в такой обстановке?! Вот ты мне рассказывал, что знаменитые шахматисты иногда объясняют свое поражение плохим настроением, небольшим нездоровьем или тем, что зрители разговаривают, отвлекают внимание. А как бы они играли в такой духоте, как здесь, в табачном дыму, среди гвалта игроков в домино, в бильярд?! Какими нервами, какой крепкой головой надо обладать, чтоб играть у твоего Доминика!
Федя, считавший себя заправским «доминиканцем», только рассмеялся такой наивной тираде:
– Э, брось, подумаешь! Привычка – вторая натура! Зато весело. И выпить можно, и побеседовать со знатоками, и теории игры поучиться.
– Ну, а где твои шахматные львы и орлы? Показывай зверинец!
– Вот, смотри налево. – Федя показал на сидевшего поодаль за кружкой пива и блюдом раков солидного пожилого человека с военной выправкой. Он держал перед собой раскрытую записную книжку и карманные шахматы. – Я тебя познакомлю, благо никого нет. Ваше превосходительство, разрешите представить моего друга коллежского регистратора Михаила Ивановича. Шахматы любит – страсть!
Сидящий важно сунул Феде два пальца и внимательно посмотрел на новичка, как человек, привыкший к быстрой и точной оценке людей.
– Так, так, – начальственным басом сказал он. – Одобряю. Для молодого чиновника шахматы полезны весьма и весьма! Приучают к рассудительности, аккуратности, терпению. Хвалю! А задачи любите решать? Мой отдел читаете?
– Он, ваше превосходительство, в Питере недавно, – заторопился Федя. – Еще ничего и никого не знает. Я его, так сказать, ввожу в курс. Знай, Миша, что Илья Степанович Шумов как знаменитый игрок и председатель Общества любителей шахматной игры приглашен заведовать шахматной страницей в журнале «Всемирная иллюстрация». И печатает там свои скахографические задачи с остроумными стишками. «Скахографические» – это, братец ты мой, значит – изобразительные. Шахматные фигуры в них изображают
