— У вас какая была дипломная работа?
— Шатунная группа.
(Кстати сказать, диплом у нее был отличный, она для него изучала по журналам технологию обработки шатунной группы на передовых предприятиях.)
— А приспособления вы делали? — спросил главный технолог.
— Да, — ответила она. — У нас был курс приспособлений.
Он поручил ей сделать поворотное приспособление для расточки отверстий в поршне. Она разобралась в задаче и выяснила, что ни теоретическая механика, ни металловедение, ни курс деталей машин, ни прочие науки, которым ее учили в институте, не могут ей здесь помочь. Надо увидеть, так сказать, живое приспособление, похожее на то, которое она должна сделать. Но она не нашла такого.
Она пошла в техническую библиотеку. Перелистала кучу книг… У Грюнгагена увидела похожий чертеж. Но он был дан в одной проекции, потому что книга рассчитана на опытного конструктора.
Она принесла книгу в отдел и вычертила поршень в трех проекциях. Потом вычертила основание. Потом стала думать о фиксации… В мозгу ее созрела конфигурация приспособления, но — размеры его деталей? их соотношение между собой?.. Все было темно.
Как определить пропорции, когда нет пространственного представления о вещи?..
Она терзалась неделю, пока сдала чертежи общего вида приспособления и деталей к нему. Любой конструктор сделал бы все это за два дня.
Через сколько-то времени ее вызвали в цех.
— Узнаете? — спросил мастер Корольков, спокойный блондин, с тем постоянным присутствием духа и юмора, какое бывает у старых производственников.
Нет, она не узнала свое приспособление, оно получилось совсем не похожим на чертеж, и оно было очень громоздким — это она увидела сразу. А его еще нарочно поставили на пол, чтобы посмеяться.
— Требуется специальная рабочая сила, чтобы поднять это приспособление, — сказал Корольков.
Для обработки легкой детали это действительно никуда не годилось. Кроме того, это было чудовищно по форме…
— Ничего, — серьезно продолжал Корольков. — Бывает хуже.
Кто-то из рабочих сказал:
— Главное то, что с ним сделаешь одну деталь, а без него десять. Его пока установишь, черта!
Рабочие не приняли этого приспособления. И Нонна долго носила в душе жгучий стыд.
Зато она поняла очень важную вещь: создавать новое надо на основе уже накопленного техникой опыта. Смело заимствовать детали из других конструкций, а не изобретать заново каждый болт. Быть хорошим конструктором — значит творчески, умело использовать созданное до тебя… Нонна стала присматриваться к работе станочников и изучать приспособления, которыми они пользовались: они любили то, что ускоряло процесс обработки…
Поиски, поиски! Каждая деталь — загадочный мир: какой толщины сделать шайбу? Зажать деталь гайкой или откидной планкой с быстродействующим зажимом? А габариты — размеры деталей!.. Нонна спрашивала у товарищей:
— Почему вы указываете именно эти габариты?
Что они могли ответить? Габариты рождаются в голове конструктора, как рифма в голове поэта. Они отвечали беспомощно:
— Из конструктивных соображений.
Они помогали ей. После своего первого несчастного опыта она, преодолевая гордость, стала обращаться к ним за консультацией. По-прежнему, чуть какая заминка, бежала в техническую библиотеку. Она называла библиотеку: мой пункт первой помощи.
Она чувствовала, что постепенно выходит из пеленок.
Ей поручили сделать оправку для обработки шестерен — она сделала, и над нею уже не смеялись. Потом сделала чертежи приспособлений для обработки цилиндра.
Теперь она не чувствовала себя скованной, когда разговаривала с более опытными работниками. У нее еще не было их квалификации, но они говорили на одном языке.
— Девица самолюбивая и с характером, — говорил старик Веденеев.
У старика это было самое счастливое время его жизни. Все ладилось на заводе и дома. Павла выбрали в бюро парторганизации, он шел в большие руководители. Маленький Никитка рос красивым, здоровым мальчиком. Андрей стал художником. Он пишет картину, в которой прославит Кружилиху. Написав картину, поедет в заграничную командировку. Они поженятся с Нонной Сергеевной, будет пара — загляденье.
Портила музыку одна Марийка: то выходит замуж, то разводится, противно смотреть. Как она выросла такая под Мариамниной рукой?.. Зато невестками обеими можно будет гордиться: Катерина — достойная женщина и хороший работник, и Нонна Сергеевна… Нонна Сергеевна — умница. Туда взойдет, куда простенькой Катерине и не мечтать взойти. Ровня Андрею.
Старик со стыдом вспоминал, как он противился желанию Андрея стать художником. С малых лет Андрей рисовал картинки. Он рисовал их и бросал где попало, а Мариамна, по приказанию мужа, подбирала и прятала. Когда приходили гости, Никита Трофимыч выносил картинки и говорил с притворным равнодушием:
— Вот Андрюша еще картинки нарисовал…
Гости смотрели и удивлялись, откуда у мальчика такие способности.
Но когда Андрей подрос и стал проситься, чтобы его отдали в школу, где учат рисованию, старик встревожился. Уедет, оторвется от семьи. Будет водиться с товарищами, которые не знают, что такое труд, а это самая плохая компания. Начнет пить и сопьется, тем дело и кончится. Мало ли у кого какие способности. Вот у него, Никиты Трофимыча, смолоду была склонность к музыке, он играл на корнет-а- пистоне, а не пошел же в музыканты. Есть для мужчины более достойные занятия, особенно в наше время, когда каждый должен беспокоиться о пользе государства и общества. Нравится рисовать — рисуй на здоровье, никто не запрещает. Но избери главное дело жизни, ему себя и посвяти. Картинки не могут быть главным делом жизни. Я, конечно, не говорю о выдающихся гениях: это единицы.
— Нет, — ответил мальчик Андрей с задумчивой улыбкой, — картинки могут быть главным делом жизни.
Он настоял на своем и поехал учиться в Москву, потом в Ленинград. Павел был в этом споре на стороне Андрея. Старик обиделся и долго сердился на обоих сыновей, а потом ему было неловко вспоминать об этом.
Андрей приезжал каждый год на каникулы, и вот теперь не остался в Ленинграде, где ему предлагали хорошую службу, а вернулся домой и беседует с Нонной Сергеевной о чем-то таком умном и важном, что старик Веденеев не все понимает, хотя и слушает из соседней комнаты, стараясь не пропустить ни слова…
— Единственный метод искусства, — говорит Андрей, — это правда. Все другие порочны.
«Хорошо говорит, — думает старик Веденеев. — Все, что не правда, — все порочно».
— Правда, — говорит Нонна, — то есть реализм. Боюсь, не пресно ли это.
«А ты не бойся, — думает старик Веденеев, — он знает, что говорит; тебе бояться нечего».
— Жизнь не может быть пресной, — говорит Андрей. — Наша жизнь — благородное, вольно растущее дерево. Нелепо вешать на это дерево елочные украшения; оно и без них прекрасно.
— Мне кажется, — говорит Нонна, — что вы обедняете искусство.
— А мне кажется, — с живостью говорит Андрей, — что вы об этом судите непродуманно.
«Получила?» — думает старик Веденеев.
— Ну, конечно, — лениво говорит Нонна. — Я занимаюсь другими вопросами.
— Реализм, — говорит Андрей, — настолько широк и могуч, что вмещает в себя все остальные методы.
— Говорите проще, — просит Нонна, — не показывайте свою образованность. Что вы этим хотите сказать?
«Ага, сдалась!» — думает старик Веденеев. Он снимает очки и вытирает пот, выступивший на лбу от
