Аравийский полуостров во все времена пересекали важные торговые пути через Южную и Западную Аравию шла торговля Дальнего Востока и Средиземноморья, — особенно оживлявшиеся, когда войны прерывали сухопутный Великий шелковый путь. Водный путь по Красному морю использовался мало, и Западная Аравия являлась узлом сухопутных дорог между Индией, Ираном, Эфиопией, Сирией и Палестиной. Караваны перевозили благовония и ткани из Южной Аравии; золотой песок, слоновую кость и рабов из Африки; оружие, зерно и растительные масла из Сирии; шелк из Китая; жемчуг с побережья Персидского залива. Вдоль караванных дорог возникли поселения со складами товаров, которые нужно было охранять, и постоялыми дворами, здесь же велась местная торговля и селились ремесленники. Кочевники снабжали караваны верблюдами и проводниками, вооруженной охраной. Они взимали с них налоги за проход по своей территории. Продавали торговцам шерсть, кожи и скот. Переселялись в города и поселки, становились торговцами. Поэтому кочевые племена в той или иной степени были заинтересованы, чтобы торговля шла бесперебойно и желательно по их территории.
У кочевников веками и тысячелетиями сохранялся почти без изменений племенной строй. Племена делились на семьи и группы семей-кланы (роды). Глава самого многочисленного и могущественного клана являлся обычно и главой племени — шейхом. Власть шейха основывалась на его авторитете, а все сколько-нибудь существенные вопросы решал он совместно со старейшинами племени. Шейх ведал сношениями с другими племенами и предводительствовал на войне, за что получал четвертую часть добычи. Он принимал гостей — законы гостеприимства были священны. Арабы, как и все другие кочевые народы, славились своим гостеприимством. На гостя не распространялся закон кровной мести, смертельный враг, успевший прикоснуться к шатру, мог чувствовать себя в полной безопасности — он гость. Для него резали последнего барана и последнего верблюда — величайший позор плохо принять гостя! Гость свидетельство известности и мудрости хозяина; гость — это источник вестей, осведомленность о том, что делается в мире, знания, нужные для мудрых и дальновидных решений. Человек, который много знает, — уважаемый в племени человек, к мнению его стоит прислушаться. Умный человек обратит полученные сведения на пользу племени, да и себя не забудет. В общем, для кочевника был смысл соблюдать священный долг гостеприимства.
Другой священный долг племени — долг кровной мести. Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь — если не соблюдается этот закон, ни один человек не может себя чувствовать в безопасности даже у себя дома. Поэтому и при нападениях на чужие караваны, и при грабеже скота старались по возможности крови не проливать. Ловко, быстро и бескровно совершить разбойный налет вот это настоящее молодечество и удаль, достойная восхищения!
В племени каждый мужчина — воин. Только силой оружия племя удерживало за собой пастбища и колодцы, оберегало стада, женщин и детей. Конечно, заключали и договоры о вечном мире и дружбе — и исполняли их, пока сохранялось примерное равенство сил. Объединялись в союзы; нередко пытались упрочить союз родственными связями. Ослабевшие племена сливались друг с другом, входили в состав более сильных племен — название их часто навсегда исчезало из памяти людей.
Происходило и дробление — усилившиеся кланы или группы родственных кланов обособлялись в самостоятельное племя, нередко получая при этом название по своему общему предку, к имени которого прибавляли слово «бану» сыны. Бану-Асад — сыны Асада — конечно, это племя включало не только прямых потомков реального или легендарного Асада, но и всех, кто был принят в состав племени, присоединился к нему.
Полноправный член племени был полностью свободен в том смысле, что никто, даже шейх или глава его собственного клана, не мог ему ничего приказать. Он никому не платил налогов, и даже сама мысль об этом должна была казаться ему странной и оскорбительной — налоги платят побежденные, как выкуп за свою жизнь и плату за свою трусость, а он свободен и готов защищать свою свободу с оружием в руках, кстати это оружие он всегда носил при себе; и все обязаны знать, что он никому не уступает в храбрости и не побоится сразиться с любым прославленным богатырем. Он был волен молиться любым богам и идти любым путем; даже во время войны он мог оставаться дома — не было ни полиции, ни армии, которые могли бы принудить его силой отправиться на войну или делать какую-нибудь работу. Короче говоря, его личная свобода не была ограничена ничем… кроме полной зависимости от своего племени. Если племя изгоняло его, он сразу же лишался вообще всех прав — становился хали, человеком вне закона. Закон был племенной, никаких общечеловеческих законов не было и быть не могло, так как не было той силы, которая стояла бы над всеми людьми и могла бы по своему произволу лишать человека жизни или брать его под защиту. Хали можно было обобрать, искалечить, продать в рабство, убить — все, что угодно. Он был ничей — всякий, кто «нашел» его или «подобрал», становился его владельцем.
Так, в условиях полной свободы и столь же полной зависимости от племени или от клана протекала жизнь араба-кочевника, его бытие, то самое бытие, которое определяет сознание.
За века и тысячелетия выработался нравственный кодекс, в основе которого были личная свобода и племенной гуманизм.
Согласно этому кодексу, идеальный араб должен быть благородным, бесстрашным в бою с врагами, непреклонным в выполнении долга кровной мести, верным слову, гостеприимным, щедрым, великодушным, почтительным к старшим; он должен невозмутимо переносить удары судьбы; не заискивать перед сильными и защищать слабых; заботиться о своей чести и чести своего племени; ради чести своего племени он должен быть готов на любой подвиг, на любое самопожертвование. К этим идеалам должен был стремиться араб, если хотел завоевать уважение своих соплеменников, они же внушались и детям. Пожалуй, если поставить вместо слова «племя» слово «родина», то все перечисленные добродетели и сейчас не потеряли своей ценности.
Араб был связан узами близкого или отдаленного родства практически со всеми членами своего племени, и степень родства представляла для него большой интерес. Близкие родственники — потенциальные союзники; на близких родственников в первую очередь падала обязанность кровной мести; степень родства определяла наследование имущества. Но наследовали не только имущество — по представлениям арабов, наследовали и благородство, и позор; считалось, что происхождение от благородного человека обеспечивает большие возможности для формирования благородного характера, чем происхождение от человека бесчестного и низкого. Поэтому арабы относились к своей родословной с той же серьезностью, что и к родословной своих верблюдов; нередко они точно помнили имена шести — восьми поколений своих реальных предков.
У всех кочевых народов женщина не считается равноценной мужчине. Ее роль в хозяйственной жизни кочевников очень невелика — домашнее хозяйство утомительно, но несложно; скотоводство — мужская обязанность почти исключительно; домашних ремесел, требующих женского труда, практически нет. Наконец, ее военная ценность равна нулю. Как мать и воспитательница детей, она полезна племени, однако степень этой несомненной полезности зависит от многих привходящих обстоятельств. Когда кочевое племя десятилетиями и веками занимает одну и ту же территорию, численность племени не может расти без ущерба для его благополучия. Чтобы расширить площадь своих пастбищ, племени нужны прежде всего мужчины-воины, а не женщины. Будут воины, будет и земля и богатство; будет богатство — будут и женщины для увеличения численности племени; свои и чужие, купленные или захваченные у врагов — в конце концов, это не столь уж существенно. По всем этим причинам ценность женщины, с точки зрения племени, была невелика, и женщина находилась в подчиненном положении. До замужества ее судьбой распоряжался отец; после замужества — муж; если муж умирал — она переходила к его ближайшим наследникам. Муж имел право развестись с неугодной ему женой — без всякого повода с ее стороны; при этом нередко и приданое, полученное за женой, оставалось его собственностью. Он мог иметь неограниченное число жен и неограниченное число наложниц. Рождение дочерей считалось немилостью судьбы. В некоторых племенах новорожденных девочек иногда убивали — закапывали живыми в землю. Этот жестокий обычай поддерживался не столько религиозными представлениями кочевников, сколько нищетой и часто повторяющимся голодом. Но такая картина положения женщины в доисламской Аравии, пожалуй, чересчур мрачна. В любом обществе закон не определяет полностью взаимоотношения реальных людей, тем более семейные отношения. И в арабском фольклоре, как и в фольклоре других народов, мы встречаем знакомый персонаж жены-злодейки, всячески тиранящей своего безропотного мужа.
Неограниченное многоженство допускалось, но большинство кочевников имело одну жену — не по соображениям высокого порядка, а из-за бедности. Впрочем, этих соображений «высокого порядка» просто
