вопрос:
— На Перикле! На Перикле!
— Правильно, — сказал Викниксор.
— Ура, — прошептал Воробей.
«Ура! Пронесло», — сияло на наших лицах.
Мы дружно, как никогда, отвечали на каверзные вопросы Викниксора. Путали Лизандра с Алкивиадом, олигархов с демократами и не очень смущались, когда Викниксор выводил у себя в тетрадке единицы и двойки.
Вели мы себя прекрасно, слушали новую лекцию внимательно, и Викниксор к концу урока повеселел и стал улыбаться добродушнее.
— Кстати, ребята, — сказал он, захлопнув, наконец, противную тетрадку. — В эту субботу уроков в школе не будет.
— Как? Почему не будет? — закричали мы, плохо скрывая радость.
— Наши славные шефы — Торговый порт — устраивают для нас экскурсию. В субботу шестнадцатого числа, сразу же после утреннего чая, первый, второй и третий разряды отправятся на Канонерский остров.
— А пятый? А четвертый? — закричали напуганные бузовики.
— Четвертый и пятый разряды останутся в школе. Они понесут заслуженную и узаконенную нашей конституцией кару. Смотрите, — улыбнулся Викниксор, — ведите себя эти последние дни лучше. Выбирайтесь из пятого разряда. Любителям коллекционировать плохие замечания особенно советую поостеречься.
И он посмотрел в крайний угол класса, где сидели Японец, Воробей и многие другие. Японец сопел и мрачно пошмыгивал носом. Он все принимал на свой счет. Он чувствовал, что не выберется из пятого разряда и не пойдет на Канонерский остров.
А это было для него последним наказанием.
Прогулка в порт доставляла ему большую радость. Он не особенно любил купаться, играть в городки, лапту или футбол не умел, окурками не интересовался, и привлекали его эти прогулки исключительно возможностью увидеть иностранных моряков и при случае поговорить с ними на английском, немецком или французском языках, которыми в совершенстве и с гордостью владел Японец.
После звонка, когда Викниксор, пощелкивая себя по виску, вышел из класса, Японец поднялся и заявил:
— Пойду бить морду Сапожнику.
— Кому? — закричали мы.
— Сапожнику! Сапогу! Травоядному дьякону. Халдейскому Рафаэлю!
Целая серия новоизобретенных кличек посыпалась вдруг по адресу Василия Петровича. Сжимая тщедушные кулаки, Японец отправился разыскивать «Рафаэля». Но оказалось, что Василий Петрович сразу же после урока в третьем отделении ушел домой. К счастью для Японца, он на несколько минут опоздал со своей местью.
Ему оставалось ворчать, бубнить и ждать четырнадцатого числа, когда на классном собрании решались наши судьбы.
Наконец наступило четырнадцатое число. После ужина в нашем классе появился отделенный воспитатель Алникпоп и скомандовал:
— Встать!
С «Летописью» в руках торжественным, медленным шагом в класс вошел Викниксор.
— Классное собрание четвертого отделения считаю открытым, — объявил он и сел, положив толстую «Летопись» перед собой. — Александр Николаевич — секретарь, я — председатель. Повестка дня следующая: первый вопрос — перевыборы комиссий, второй — поведение класса и разряды и, наконец, текущие дела.
Алникпоп отточил карандаш и сел писать протокол.
Без особого интереса мы начали выбирать хозяйственную комиссию, потом санитарную комиссию, потом гардеробного старосту.
Кто с ужасом, кто с нетерпением, кто с надеждой — мы ждали следующего акта этой церемонии.
— Поведение класса, — объявил Викниксор. И в наступившей тишине он стал перелистывать страшные страницы «Летописи».
— Коллективных замечаний нет. Ага… Замечательно! Будем подсчитывать индивидуальные.
И он начал читать вслух хорошие и плохие замечания, и каждое замечание отделенный воспитатель Алникпоп отмечал плюсом или минусом в алфавитном списке класса.
— Шестое число, — читал Викниксор. — «Тихиков добровольно вымыл уборную»…
Отыскав фамилию Тихикова, Алникпоп поставил плюс.
— Дальше, — читал Викниксор. — «Николай Бессовестин после прогулки не сдал кастелянше пальто». Верно, Бессовестин?
— Верно, — сознался Бессовестин.
Алникпоп вывел минус.
— Седьмое число. «Воспитанник Королев…» Это какой Королев? Из вашего отделения или из первого?
— А что такое? — поинтересовался Кальмот.
— «Воспитанник Королев работал на кухне».
— Я! я! — закричал Кальмот. — Как же! Конечно, я…
— Извини, пожалуйста, — сказал Викниксор. — Я ошибся. Тут написано: «Королев ругался на кухне».
— Ругался? — сказал Кальмот и почесал затылок. Мы засмеялись невесело и неискренне, потому что у каждого на душе было очень скверно.
— Восьмое число, — читал Викниксор. — «Воспитанник Громоносцев разговаривал в спальне». «Воспитанник Пантелеев опоздал к обеду»… Девятое число. «Воспитанник Еонин намалевал отвратительную карикатуру на своего наставника».
— Ложь! — воскликнул Японец.
— Еонин, — сказал Викниксор. — Будь осторожнее в выражениях. Это замечание подписано Василием Петровичем Сапожниковым.
— Сапожников — негодяй!.. — закричал Японец.
Викниксор покраснел, вскочил, но сразу же сел и сказал негромко:
— Не надо истерики. У тебя всего одно замечание, и, по всей вероятности, мы переведем тебя в третий разряд.
— Ладно, — сказал Японец, засияв и зашмыгав носом.
— Вообще, ребята, — сказал Викниксор, — у вас дела не так уж плохи. Класс начинает заметно хорошеть. Например, десятого числа ни одного замечания. Одиннадцатого одно: «Старолинский ушел, не спросившись, с урока». Двенадцатого… Эге-ге-ге!..
Викниксор нахмурился, почесал переносицу и деревянным голосом стал читать:
— «Воспитанник Еонин во время урока приклеил воспитателя к стулу, причем оборвал костюм последнего».
Мы не успели ахнуть, как Викниксор перелистнул страницу и стал читать дальше:
— «Воспитанник Воробьев подстрекал товарищей к хулиганству и безобразию». «Воспитанник Офенбах мычал, делая вид, что сидит тихо». «Воспитанник Джапаридзе рычал на уроке». «Воспитанник Пантелеев гудел». «Воспитанник Финкельштейн гудел». «Воспитанник Еонин вскакивал и гудел громче всех».
Викниксор остановился, перевел дух и сказал громко:
— Это что же такое?
Потом он опять перевернул страницу и продолжал декламировать страшным голосом:
— «Воспитанник Громоносцев, слепив из бумаги твердую шишку, кинул ее в воспитателя».
