учиться читать — рано.
Впрочем, мне, кажется, было как раз четыре года, когда я пришел к отцу, подал ему медную трехкопеечную монетку и сказал:
— Папаша, купите мне буквы…
Но об этом я писал в своей автобиографической повести. И не обо мне сейчас речь.
. . . . .
Вчера на кухне:
— Бабушка, смотри — чашки в очереди стоят!..
Чайные чашки действительно стояли на столе гуськом.
16.2.60.
…Засыпалось Маше плохо. Настроение было самое паршивое: бабушка, мама и папа ушли в цирк и оставили ее на попечение тети Минзамал.
Папе, сказать по правде, стыдно было сидеть в цирке. Понимаю, что Машка еще мала, чтобы смотреть всю программу: поздно, да и не осилить трехчасового представления трехлетнему ребенку! И все- таки стыдно. Тем более что кое-что Машка могла бы с интересом и пользой или себя посмотреть. Например — львы на лошадях! Или манипуляторы. Женщина на глазах у публики — и незаметно для публики — трижды меняла платье: черное, белое, красное… А клоуны! А воздушные гимнасты!
Впрочем, все было бы Маше интересно. Только слишком много всего.
. . . . .
Бабушка ходит грустная, плачет. И мы тоже горюем. Одна только Машка ничего не понимает. Да ей горевать и некогда. День у нее насыщен — заботами, открытиями, радостями и волнениями минуты. А кроме того — всегда у нее впереди хорошее! Да, уезжает бабушка, но зато папа обещал сделать бусы из зеленой и лиловой конфетной бумаги. Обещал почитать смирновских «Девочек». Обещал позвать, когда будет устанавливать книги…
Провожали бабушку мама, тетя Ляля и папа.
Утром Машка пришла меня будить и сразу же объявила, как о главной сенсации:
— Ты знаешь? Бабушка уехала!!!
. . . . .
Завтра Машкин отец собирается в Москву. На несколько дней. Машка просит, чтобы он взял ее с собой. Было такое искушение — взять обеих малюток своих, но — еду по делу, надо работать, готовиться к выступлению.
20.2.60.
Сегодня вернулся из Москвы.
Разглядывали с ней книгу, которую подарил папе дядя Ваня Халтурин.
Картина Писсарро* — «Музыка в Тюильри», кажется.
Машка разглядывает людей, детей и прочих и спрашивает:
— А где они находятся?
Откуда, когда, как заскочило в ее словарь это «находятся»?
. . . . .
И наряду с этим масса неправильностей.
— Олечкина мама разговаривает с моёй мамой.
— Я это для моих куклов готовлю. Etc.
. . . . .
Были вчера втроем у тети Ляли.
Ехали на такси. Маша взглянула на шофера и, подарив его доверием, сообщила:
— Едем к тете Ляле.
— К тете Ляле? Очень хорошо! А это у тебя кто?
— Это — новая Люся.
— А где же старая Люся?
— Старая голову сломала.
. . . . .
Часто, когда ест что-нибудь сладкое:
— Мне вкусно как!..
А сегодня новое.
Рассказывает о пожаре, который видела осенью в Разливе:
— Мне красиво как было!
21.2.60.
Ждет, когда я покажу привезенный из Москвы диафильм «Большая стирка». Сегодня мама напомнила ей сюжет: девочки скатертью пол мыли, а потом мама научила их стирать по-настоящему.
Машка. А если я скатертью пол вытру, ты меня научишь по-настоящему белье стирать?
. . . . .
Я привез маме из Москвы какую-то кунжутную халву. Машка сидит за своим столиком, ест это странное лакомство и говорит:
— Папа, понюхай.
— Что? Зачем я буду нюхать?
— Что-то Зоопарком пахнет.
Понюхал — и верно: так пахнет в вольерах, где обитают павлины, фазаны и прочие. Может быть, этих птиц подкармливают кунжутным семечком?
8.3.60.
По случаю Женского дня получила от меня куклу «Андрюша в пальто» (так печатными буквами обозначено в графе «наименование изделия» на ярлыке, пришитом к этому самому Андрюшиному пальто).
Вообще-то я купил этого Андрюшу с намерением приберечь его к 4 августа, но имел глупость раньше времени рассказать о нем Маше, и она днем и ночью грезила этой необыкновенной куклой. И вот в довершение к платью, шарам, флажкам и прочим женским подаркам она получила этого парня в кепке, в клетчатом пальто и в огромных коричневых бутсах. Как всегда, когда долго и страстно ждешь чего-нибудь, достижению цели сопутствует некоторое разочарование. Радуется, но — со многими «но». Почему не сидит, почему глаза не закрываются, почему волос на голове нет, почему не стоит?!
10.3.60.
Пришла будить меня. Я хорошо вижу ее, а она, попав из светлой комнаты в затемненную, еле пробирается к моей постели.
— Папа! Доброе утро! Доброе утро! Вставай! Папа! Вставай!
Рассказала мне:
— Я во сне видела, что мы с бабушкой купались.
— Где вы купались?
— В море. Мы плавали с бабушкой. А тебя не было. Ты, наверно, дома остался. А ты тоже этот сон видел?
. . . . .
Минзамал в присутствии Маши рассказывала о мальчике Вене, которому она принесла в интернат
