прецедента, важнейших прецедента. Этого не было до дела журналиста, потому что у нас, к великому сожалению, за вот это вот послевоенное сорокалетие появлялись такие комментарии в нашей науке, в постановлениях там пленумов верховных судов, решениях, которые выносились по конкретным делам, которые исходили из принципа взвинчивания уголовной репрессии. Это когда выносился обвинительный приговор, например, по Вадиму Поэгли именно на вот этих устаревших, устаревших толкованиях закона и был вынесен обвинительный приговор.
А вот в Верховном суде, по протесту заместителя председателя, мы получили, знаете, какие два прецедента? Вот первое — оскорбление возможно только с прямым умыслом. А раньше вообще на минуточку можно было привлечь любого журналиста вообще, но даже когда у меня прямого умысла не было, ну, произнес какую-то фразу там неосторожную, да, и все, и можно было тянуть в суд журналиста, а также других лиц.
И второе, что общественное значение дел о посягательствах на честь и достоинство нельзя отождествлять с общественным положением заявителя. Тогда совершенно незаконно было дело возбуждено Генеральной прокуратурой, несчастным Ильюшенко, вот. Он увидел общественное значение дела в должностном положении министра. Это абсолютно не верно, потому что все граждане равны перед законом. Вот мы получили два прецедента.
Вот что сейчас? Посмотрите, мы получили обвинительный приговор и преступление Бабицкого заключается в том, что он, вы посмотрите, по паспорту, который был ему вручен взамен отобранных, на сутки поселился в гостинице. Вот вы понимаете вообще вот весь абсурд вот этого обвинения. Но оно, как бы сказать, подкреплено вот этими устаревшими 30-летней давности толкованиями, которые сейчас уже отвергнуты.
Поэтому нам, если повезет, в кассационном и надзорном порядке удастся фактически создать прецедент, который должен на путь истинный наставить практику судебную, потому что десятки людей у нас осуждаются по этой статье тогда, когда их действия, они не представляют никакой общественной опасности. Ну, прежде всего, речь идет о том все-таки, что предоставляет человеку право, если у него есть деньги, если у них есть свободные номера, поселиться в гостинице. Вы знаете, за рубежом вообще не спрашивают никакие документы при поселении в гостинице. Спрашивают их тогда, когда просто есть сомнение в платежеспособности человека, человеку почему-либо может не захотеться фигурировать под своим собственным именем — прецедент, который надо создавать.
Второе. Не само по себе предъявление документа вот кому-то и с утверждениями о том, что я — Вася, а на самом деле вот я не Вася, а Петя, не может представлять никакого преступления просто-напросто — это вызов, ну, просто-напросто азбуки уголовного права. А вот тогда, когда путем представления подложного документа человек получает неположенные ему права или освобождается от обязанности, ну, скажем, подделка диплома для того, чтобы поступить в вуз; подделка удостоверения студенческого, да, действительно, для того, чтобы, так сказать, получить там право на бесплатный проезд и так далее; подделка метрики для того, чтобы уклониться от службы в армии. В данном случае мы имеем абсолютную нелепость, и это понимало, конечно, обвинение, в общем, это понимал и суд.
И вот сейчас по этому делу фактически у нас есть возможность оказать действительное благо, благо судебной практики по данным делам и благо тем людям, которые у нас совершенно неосновательно осуждаются по статье, в действительности имеющей совершенно другое содержание. Поэтому мы будем продолжать по этому делу обжалование.
Кроме того, я хочу вам еще сообщить вот о чем. Значит, 4 дня ушло на то, чтобы изготовить вот этот поддельный паспорт для Андрея Бабицкого и четыре месяца ушло для того, чтобы ему получить его действительный паспорт внутренний. А сейчас в нарушение закона Андрею уже пятый месяц не выдается паспорт зарубежный, не выдается и все, отказываются. Только твердая позиция в отстаивании прав человека может воздействовать на наш чиновный люд, который отнюдь не стремится наши права соблюдать и исполнять. Вот вкратце о том, что я хотел вам сказать.
ПАНФИЛОВ: На судебном процессе прокурор так аргументировал свои обвинения…
РЕЗНИК: Да, потрясающе.
ПАНФИЛОВ:…он говорил о том, что Андрей Бабицкий воспользовался благами, поселившись в двухзвездочной гостинице в Махачкале.
РЕЗНИК: И еще, секундочку… Вы знаете, что говорил прокурор в реплике, раздраженный, ну, вот защитительной речью? Он говорил: «Ну, как же так, ведь много же людей осуждаются по этой статье. — Буквально я прилагаю. — И у них нет такой защиты, как вот сейчас у Андрея Бабицкого. Да как же так?! Должно же быть равенство!». Там такие, бесхитростные люди такие, знаете, вот простые, да. Но я в реплике-ответе сказал, что это — довольно странное понимание равенства граждан перед законом. Если подвергаются произволу другие, то в таком случае и Андрей Бабицкий должен быть, соответственно…
ПАНФИЛОВ: В общем, одно радует — Советский районный суд был отремонтирован к этому процессу. Александр Яковлевич Зозуля может ответить на ваши вопросы после того, как последнее слово скажет Андрей Бабицкий.
БАБИЦКИЙ: Ну, я хотел бы сказать о том — я буду краток, — я хотел бы сказать несколько слов о том, что удалось мне и моим коллегам по этому делу. В частности, некоторые фигуранты этой истории были или опознаны, или нам удалось их так или иначе выявить.
Я действительно был передан, это не было обменом, я был передан Гази Дениеву, младшему брату известного чеченского политика Адама Дениева, и содержался в течение — уже после того, как был отпущен под подписку о невыезде из Чернокозово, — содержался в течение трех недель в селении Автуры Шалинского района. Я много… Я об этом уже говорил.
Гази Дениев — командир батальона ФСБ по Чеченской Республике. Указание его должности есть в моем уголовном деле.
Далее. Человек, который встречал группу лиц, перевозивших меня в багажнике автомашины из Чечни в Дагестан, был опознан мною по фотографии в газете «Сегодня». Уже сейчас, на процессе, я разговаривал с махачкалинскими журналистами, еще тогда, после того, как мне удалось его узнать, они выяснили, что это сотрудник местного ФСБ по имени Камиль. Сейчас эта информация подтвердилась, он переведен к себе, это стандартная процедура для тех сотрудников, которые…
РЕЗНИК: Засветились.
БАБИЦКИЙ:…засветились. Так что причастность для меня, причастность спецслужб к этой истории как бы… я думаю, что это для очень многих и в зале суда, и за его пределами абсурдность и следствия, и обвинения, и судебного процесса была очевидна. Однако единственная возможность как-то противостоять вот этой абсурдности была только у суда. Суд этой возможностью не воспользовался и поэтому все элементы правовой системы выстроились в такой репрессивный инструментарий, использующийся властью.
Когда-то Глеб Павловский не так давно сказал, что власть не может и не должна уважать журналистов. Я думаю, что моим делом вот эта сентенция, предложенная, вот эта линия поведения, предложенная Павловскому власти, она была продемонстрирована блистательно. Никаких аргументов в пользу тех обвинений, серьезных обвинений, которые мне предъявлялись еще в начале всей этой истории, властью приведено не было.
Более того, когда сейчас ясно, что в отношении меня осуществлялся произвол, эта часть истории просто вынесена за скобки. По сути дела суд проштамповал решение обвинения. Я в своем последнем слове на суде сказал об общественной значимости этого процесса, я указал на то, что журналисты вправе ожидать от суда аргументированного решения, потому что, в общем, сегодня журналистика в России ощущает, я думаю, очень серьезный нажим со стороны власти. И обвинительное заключение, на мой взгляд, абсолютно
