ходят совсем без штанов. Они настолько бедны, что не могут их купить. Если бы Гитлер хотел запретить нудизм, в Китае бы ему пришлось дать всем им штаны»167. Но Красной армии требовалось продовольствие, а потому, как пишет один из участников марша, «волей-неволей мы были вынуждены забирать до последней крошки все, что могли отыскать, и постоянно посылали в горы продотряды для охоты на бродячий [домашний] скот»168. Долго так, конечно, не могло продолжаться. Агрессивные горцы все чаще нападали на красноармейцев, принесших в их край только горе.
Впереди на пути коммунистов лежало огромное заболоченное плато, и миновать его они никак не могли. Надо было идти. Но как раз в это время Мао и Ло Фу решили нанести Чжан Готао ответный удар, а потому через несколько дней после того, как Чжоу уступил Чжану место генерального политкомиссара, в двадцатых числах июля, движение было приостановлено. Политбюро собралось на очень важное заседание. Спокойным голосом Ло Фу попросил Чжан Готао отчитаться о проделанной им работе со времени его отъезда из Шанхая в советский район на границах провинций Хубэй — Хэнань — Аньхой в апреле 1931 года. (Как мы помним, Чжан вынужден был эвакуировать этот район под ударами Чан Кайши уже в октябре 1932 года.) После доклада Чжана выступил Мао, обрушившийся на Чжан Готао с едкой критикой. Он обвинил старого знакомого в «серьезных ошибках», допущенных им при сдаче старой опорной базы. Чжан, конечно, отверг все обвинения, и заседание закончилось безрезультатно. Но новый внутрипартийный конфликт приобрел отчетливые формы. Через две недели, на новом заседании Политбюро, Ло Фу обвинил Чжан Готао уже в сдаче его новой базы в северной Сычуани. На это Чжан, наконец, вспылил: «А вы сами-то можете считать свою линию правильной, если потеряли весь Центральный советский район?»169 Ему стало понятно, что Мао и Ло Фу сознательно обостряют обстановку. И он решил отложить выяснение отношений до лучших времен.
А пока предложил разделиться и двигаться в южную Ганьсу двумя колоннами. Одна должна была идти по левому краю болот, а вторая — по правому. Там, в Ганьсу, километрах в ста сорока от границы, им предстояло встретиться. В десятых числах августа левая колонна во главе с Чжан Готао и Чжу Дэ продолжила марш-бросок. Правая же, в составе которой находились Мао и большинство других членов Политбюро, задержалась. Разболелся Чжоу Эньлай: уже с июля он страдал малярией, а тут она приняла тяжелую форму. Врачи делали все возможное, но все же кризис миновал лишь через несколько дней.
Наконец в конце августа правая колонна тоже двинулась в путь. Перед ней раскинулась бескрайняя, удивительно красивая зеленая степь. Но эта красота таила в себе смертельную опасность. Отто Браун вспоминает: «Под обманчивым травянистым покровом скрывалось топкое черное болото. Оно сразу засасывало всякого, кто ступал на тонкую верхнюю корочку или сходил с узкой тропинки. Я своими глазами видел, как в трясине погиб мул. Мы гнали перед собой местный скот или лошадей, которым инстинкт подсказывал безопасную дорогу. Почти над самой землей висели тучи. В течение дня по нескольку раз шел холодный дождь, а по ночам — мокрый снег или град. Вокруг, на сколько хватает глаз, простиралась безжизненная равнина, без единого деревца или кустика. Мы спали, скорчившись на болотных кочках, прикрывшись тонкими одеялами и нахлобучив широкополые соломенные шляпы, входившие в армейское снаряжение. В ход шли бумажные пергаментные зонтики, а иногда и трофейные накидки. Часто по утрам кто-то не вставал. Это была очередная жертва голода и истощения… Единственную пищу составляли зерна злаков, и в редких случаях доставался кусочек сушеного, твердого как камень мяса. Пили сырую болотную воду, дров для ее кипячения не было. Снова появились исчезнувшие было в Сикане кровавый понос и тиф… Счастье еще, что противник не мог нас атаковать ни на земле, ни с воздуха»170.
Тяжелейший переход занял несколько дней. И когда вконец обессилевшие бойцы вступили на твердую почву, вдруг пришел приказ от Чжан Готао, Чжу Дэ и их начальника штаба Лю Бочэна повернуть назад! Их колонна завязла в болоте, не смогла переправиться через один из горных потоков, широко разлившихся поперек пути, а потому Чжан, Чжу и Лю решили вновь отойти на юг, к чему призывали и войска Мао. Но не тут-то было! 8 сентября они получил ответ от Чжоу Эньлая, Ло Фу, Мао Цзэдуна и других командиров и комиссаров правой колонны: «Мы искренне надеемся, что вы, наши старшие братья, все тщательно обдумаете и примете твердое решение… и двинетесь [дальше] на север»171. Иными словами, Чжану дали понять, что его приказам Политбюро не намерено подчиняться.
И тогда Чжан Готао сделал роковой шаг. Он послал секретную телеграмму своим бывшим сослуживцам по армии 4-го фронта, находившимся в правой колонне на командных должностях, потребовав «развернуть борьбу» против Политбюро172. Об этой телеграмме, однако, тут же стало известно Мао, который незамедлительно созвал экстренное заседание Постоянного комитета. Было принято решение как можно быстрее продолжить движение на север, в Ганьсу, после чего было выпущено «Обращение ко всем товарищам», в котором от имени Центрального комитета партии Мао, Ло Фу, Чжоу Эньлай, Бо Гу и Ван Цзясян призывали бойцов и командиров как правой, так и левой колонн не подчиняться ничьим приказам об отходе на юг, а двигаться только на север с тем, чтобы «создать новый советский район Шэньси — Ганьсу — Сычуань». Это был бунт! Коса нашла на камень, и никто не хотел уступать.
Чжан Готао, пришедший в ярость, все равно повернул на юг. Колонна же Мао Цзэдуна вступила в южную часть Ганьсу. Раскол Красной армии, а с ней и руководящего состава КПК стал фактом.
В середине сентября почти на самой границе Ганьсу войска правой колонны были переформированы в так называемую Шэньси-Ганьсускую бригаду общей численностью в шесть тысяч человек. Ее командиром стал Пэн Дэхуай, его заместителем — Линь Бяо. Мао занял пост политкомиссара. Тогда же была определена новая цель похода: идти на северо-восток Ганьсу и далее к границам СССР — для получения необходимой помощи. «Причины этого, — заявил Мао, — заключаются прежде всего в том, что 4-я армия [то есть армия 4-го фронта] разделилась. Чжан Готао ушел на юг, и это нанесло тяжелый удар китайской революции. Тем не менее мы не будем унывать, а двинемся вперед еще быстрее… Северная Шэньси и северо-восточная Ганьсу являются теми районами, куда нам надо идти»173.
Связи с Москвой, однако, до сих пор не было, и поэтому 20 сентября было принято решение отправить в Синьцзян, далеко на запад Китая, двух представителей партии для того, чтобы постараться оттуда установить связь с ИККИ и проинформировать Коминтерн обо всех перипетиях Великого похода. Одним из этих эмиссаров был брат Мао, Цзэминь, шедший в обозной колонне174.
Но вскоре планы руководства вновь резко изменились и поездка Цзэминя и других представителей КПК в Синьцзян была отложена. В одном из почтовых отделений южной Ганьсу в руки Мао и его сотоварищей попали свежие гоминьдановские газеты, из которых они с удивлением узнали, что на севере провинции Шэньси, вблизи границ северо-восточной Ганьсу, находился относительно большой советский район, где активно действовали отряды Красной армии под командованием некоего коммуниста Лю Чжиданя. До их баз было не более 700–800
Весть эта стала подарком судьбы. Мао потирал руки. Ведь марш-бросок в северную Шэньси можно было искусно обыграть в пропаганде, представив весь Великий поход как заранее спланированную акцию, направленную на то, чтобы приблизить базы коммунистов к районам, потенциально находившимся под угрозой японского вторжения. К осени 1935 года японцы значительно усилили свое давление именно на Северный Китай. Вслед за оккупацией Маньчжурии японская армия в январе — марте 1933 года захватила граничащую с ней с юга северокитайскую провинцию Жэхэ, а через два года — восточный Хэбэй. Императорские войска вплотную подошли к Бэйпину (Пекину) и другому крупному городу — Тяньцзиню. Планы японцев были совершенно ясны: аннексировать весь Северный Китай, превратив его в «независимое» государство. Комедию с «независимостью» Маньчжурии они уже к тому времени разыграли. 18 февраля 1932 года в бывшей столице провинции Цзилинь городе Чанчуне, переименованном в Синьцзин («Новая столица»), было провозглашено так называемое Маньчжоу-Го (Государство Маньчжурия), 1 марта 1934 года переименованное в Маньчжоу да диго («Великая империя маньчжуров»). Императором «великой империи» с девизом правления Кандэ («Спокойствие и добродетель») был провозглашен последний отпрыск цинской династии Пу И, свергнутый, как мы помним, со своего пекинского престола Синьхайской революцией 1911 года. Подъем антияпонских настроений в то время в Китае был велик, как никогда. Искусно играя на них, Мао мог «убить двух зайцев». «Антияпонский поход» в Северный Китай давал ему возможность не только укрепить позиции коммунистов в борьбе за власть с «продажным» нанкинским правительством, но и окончательно сокрушить Чжан Готао. Раскольник ведь не захотел идти на север!
22 сентября на собрании командиров и комиссаров Шэньси-Ганьсуской бригады Мао заявил: «Мы хотим идти на север, а Чжан Готао — на юг. Чжан Готао говорит, что мы оппортунисты, а кто же на самом деле оппортунист? В настоящее время, когда японский империализм осуществляет агрессию в Китае, мы
