— Что? — прошептал он мертвеющими губами — он уже не мог понять, чьими, но определенно своими собственными.
— Я пытался тебе объяснить: те, кто жил здесь, верили не только в призраков. А детские сказки — это и есть заклинания. В определенных условиях они действуют…
У поверхности планеты зажглось маленькое перламутровое солнце. Его корона распадалась на все цвета радуги, а над самой землей к дальнему сектору черного-черного неба протянулся протуберанец изумительной красоты.
Если бы Л. мог это видеть, он бы нашел в своей тщательно заархивированной памяти самое глубокое, самое искреннее восхищение…
Под низким серым небом по необъятной снежной равнине брел призрак. Подмышкой у него было зажато что-то вроде рулона белой бумаги. Только присмотревшись можно было рассмотреть, что бумага не белая, а, скорее, перламутровая, вобравшая в себя все цвета радуги, — как и сам призрак. Хлопья снега на миг задерживались на его плечах, потом проваливались сквозь его тело и ложились на землю. Призрак не оставлял следов, и его бормотание каким-то странным образом не нарушало тишины, заполнившей узкое пространство между низким косматым небом и белой землей.
— Я так и думал, — бормотал призрак. — Я так и знал, что этим все кончится. Сердце… Идиотская была идея — хранить все эти жизни прямо в сердце. Не удивительно, что оно не выдержало…
Он погладил пальцами рулон, поудобнее перехватил его и, оглянувшись, приветливо покивал сплошной белой мгле, которая затягивала все то, что он оставлял позади.
Призрак не чувствовал, как у него за спиной что-то сдвигается в водах океана, в атмосфере, в самом космосе. Как свет и тьма, вода и твердь занимают свои места. Как вздрогнула и пустилась по кругу стрелка на часах новой жизни.
Поединок
Дон был красив. Очень красив. Таких красивых людей, наверное, больше не осталось. Странно вспомнить — когда-то он раздражал меня этой красотой. Я даже вызвал его на дуэль.
Нет, это Дон меня вызвал. Я только сделал все возможное, чтобы это случилось.
Или все-таки я сам и вызвал его?
Не помню.
Я мог.
Я завидовал?
Не может быть.
Или может?
Или это неважно — теперь, когда Дон мертв?
Не понимаю, у кого могла подняться рука на такого красивого человека…
У Дона странное ранение — его грудь проткнули чем-то острым и длинным. Наподобие шпаги. Спортивной трехгранной шпаги. Нет, не проткнули — патологоанатом говорит, что следа удара нет. Клинок просто возник в его теле и разорвал что-то жизненно важное прямо изнутри. Хорошенькая экспертиза! Возник. Материализовался. Откуда ни возьмись. А потом так же невесть куда исчез. Следователь глядит уныло и материт медиков. Ему с этим возиться — искать орудие убийства, которое само по себе возникает в теле жертвы и бесследно исчезает. И убийцу. Есть ли он вообще, убийца-то? Или он тоже материализуется прямо на месте преступления и растворяется в воздухе, не оставляя следов, улик и что там еще необходимо следствию?
Следователю сочувствую.
А я даже не знал, что Дон в городе. Пока не позвонили из участка прямо в офис и не пригласили на опознание. Оказалось, что никого ближе в целом городе найти не удалось. Боюсь, я мало помог. То есть я, конечно, опознал Дона — но это все. В основном качал головой. Я даже не знал, что он еще здесь, что он не уехал в столицу, например. Или вообще за океан. У него же шило в заднице, у Дона-то. Потому я и сказал следователю, что Дон, скорее всего, недавно вернулся в город. Не верю я, что он все эти годы просидел тут. Не такой он человек.
Я-то другое дело. Я отсюда ни ногой. Хватит, нашатался по городам и весям. Мы с Доном много путешествовали вместе — до поединка, само собой. А последнее время не виделись — разошлись пути- дорожки. Я следователю так и сказал. Странно, что они вообще ко мне обратились. Неужели я оказался самым близким? Или следователь хотел меня пощупать? Расспрашивал о прошлом — об учебе, общаге, именами девиц каких-то сыпал. А вот о Лизе ни слова. Или я пропустил? И про поединок не спросил. Почему? Может, ждал, что я сам расскажу? Дурак, если так. Кто же о таких вещах рассказывает! Впрочем, сейчас подобные развлечения вполне легальны. А тогда можно было и в кутузку…
Нет, черта с два я ему про наши хождения в Игру расскажу. Пускай сам копает. Интересно, где теперь Лиза? Я-то думал они вместе. Но раз я самый близкий в городе… Может, они где-то в другом месте живут, а Дон просто приехал ненадолго. Зачем? Неужто со мной повидаться?
Смешно, ей-Богу. Что ему до меня? И ей…
Говорят, их ребенок — идиот. Это было последнее, что я о них слышал. Может, они потому и уехали. Если уехали, конечно. И если уехали вместе. Дон вполне мог сбежать и оставить Лизу с ребенком. Без обид — Дон был на это способен. А Лиза… Если бы преданность значила для нее больше, чем приключение, она была бы со мной, а не с Доном. Я не говорю, что он ее бросил — такими женщинами не разбрасываются даже чокнутые искатели истины вроде Дона. Просто у него шило в заднице. А женщина с ребенком-идиотом не пропадет — Игра-то теперь легализована. И популярна по-прежнему.
Почему я до сих пор не встретился с ней?
Ну, я знаю, почему. Ее жизнь — давным-давно не мое дело. И ребенок-идиот — совсем не то, чем хотелось бы похвастаться перед отвергнутым когда-то поклонником. Но все могло быть и наоборот. Особенно если Дон действительно уехал. Она могла нуждаться в поддержке. Конечно, детей-идиотов теперь полно, в этом нет ничего такого. Но Лиза, кажется, никогда этого не одобряла. У нее было какое-то предубеждение против Игры. Она такая упрямая. Могла своего ребенка и не отдать. Есть такие чокнутые мамаши — возятся с какими-то развивающими методиками, пытаются идиотов сделать самостоятельными, способными жить в человеческом мире. Глупость, по-моему. В Игре им гораздо лучше. Мне ли не знать!
Надо ее найти. И если она уродует своего несчастного ребенка, надо на нее повлиять. Объяснить ей. Рассказать. Я-то об Игре кое-что знаю. В отличие от нее, между прочим. Нравятся мне эти «защитники прав»! Хоть бы раз посмотрели, кого и от чего «защищают». Сами-то в Игру ни разу носа не совали, но в один голос вопят «фи, эксплуатация!». Кстати, половина активисток антигеймерского движения стерильны. Стригут купоны на чужих детях, лишая их единственной возможности жить полноценной жизнью. Нет, не полноценной. Такой жизнью, что… — ах!
Я так скажу Лизе: плюнь на этих жаб и подумай о ребенке.
Интересно, ребенок так же красив, как Дон? Вряд ли. Идиоты обычно кажутся уродливыми.
«Эксплуатация», вот чушь-то! Конечно, если лазишь в Игру по выходным, чтобы кровь погонять или переспать с любовницей шефа, то можно подумать, что идиоты только для того и существуют, чтобы дать тебе такую возможность. Они вводят в Игру — именно в тот локал, в котором разворачивается твоя фантазия. Так что дело тут не в идиотах, а в убогости фантазий.
Впрочем, мы с Доном тоже с этого начинали. Мы тоже думали, что Игра — это только игра, просто с более глубоким погружением. А идиоты — это только проводники в мир Игры. Ты ему заказываешь — хочу то-то и то-то, — а он тебе на блюдечке.
Но можно же и мозгами пошевелить. Как это любой идиот может доставить тебя в любой локал игры и в любой момент сценария — хоть вчерашний, а хоть завтрашний? И почему Игра возможна только там, где
