нормальных людей. Только много позднее он поймет, что покинул здесь рай...
Огонь костра угасал. Фараджи не мог думать ни о чем, кроме разлуки с сыном. Он махнул рукой, словно пытаясь отогнать навязчивые мысли. Потом указал палкой на все еще разложенный на земле план:
– Я не забыл вашей просьбы. Я открою вам тайну этого плана. Все очень просто, когда знаешь, что делать. Помните о числе «семь», – продолжил он после краткого молчания. – Да, «семь» – это число небесных сфер, число нот в октаве. За семь дней был сотворен мир. «Семь» – это символ завершения и совершенства. Запомните это число, и вы будете знать шифр, – он нагнулся вперед. – Каждый из обозначенных здесь колодцев лежит семью милями восточнее и семью – севернее, чем указано на плане. Возьмите карту. Взгляните.
Стерн взял в руки план.
– Семь миль – на восток и семь миль – на север, – пробормотал он про себя.
– Вы можете на него положиться. Воды у вас будет в избытке. Ваши бурдюки никогда не опустеют, и вода в них будет вкусной и свежей. Я открыл бы вам эту тайну, даже если бы вы не согласились взять с собой моего сына. До следующего колодца вы доберетесь сегодня к вечеру. – Фараджи внезапно страстно захотел, чтобы они наконец ушли.
У него не было никакого настроения продолжать беседу, и он стыдился этого. Фараджи поднялся, свистнул собаку и взял ее за поводок.
Подбежал Сайд с кошелем в руках. Отец и сын молча стояли друг против друга.
– Слушайся их, как всегда слушался меня, – сказал наконец Фараджи. – И пусть рука Аллаха защитит тебя. Она хранила тебя здесь, надеюсь, сохранит и в будущем. А теперь иди.
Глаза Сайда сияли. Он был счастлив и думал, что его отец счастлив тоже. Это было его первое в жизни прощание, но Сайд сказал то, что говорят в такие моменты своим родителям все уходящие сыновья, что обещают все мужчины своим женщинам:
– Я вернусь!
– Я не хочу, чтобы ты возвращался, – ответил ему отец. – Я хочу, чтобы ты забыл о том, что это место существует и что у тебя есть отец.
Мальчик засмеялся. Он не замечал, что его отец тяжко страдает.
– Я буду учиться и учиться, пока не стану известным врачом. Я найду лекарство, которое вылечит тебя.
Алманзор положил конец этой сцене.
– Давай со мной, Сайд! – воскликнул он. – Пробежимся наперегонки до стены! Кто прибежит первым, тот выберет себе лошадь.
Сайд откинул назад голову:
– Беги вперед! Я даю тебе пять шагов фору!
Мальчики понеслись вперед. Собака беспомощно запрыгала на поводке, пытаясь вырваться, но Фараджи крепко держал ее.
От стены донесся ликующий голос Сайда:
– Я победил, отец!
12
Уже несколько часов, поднимаясь все выше, вилась перед ними узкая тропа, кое-где не шире верблюжьего следа. Вечер был близок. Бледное небо раскинулось над Атласским хребтом. На самых высоких вершинах лежал снег; садящееся солнце превращало снежные шапки в розовый фарфор. Лежащие в тени склоны манили к отдыху зеленоватым ковром мха.
Каролина придержала лошадь, увидев внезапно открывшийся ей луг, поросший чабрецом. Она повернулась к Стерну, скакавшему сзади.
– Вы сильно устали? – спросил он. Каролина покачала головой.
– Скоро мы увидим красные крыши Раса.
Каролина не ответила.
– Это вас не радует? – Стерн проследил за ее взглядом, поднявшимся к заснеженным вершинам, а потом вернувшимся на дорогу, по которой они пришли.
Темно-фиолетовыми застывшими волнами, словно побережье бурного моря, казалась отсюда уже исчезающая вдали пустыня.
– Вы прощаетесь с ней?
Каролина взглянула на него и, не говоря ни слова, протянула ему руку. Да, она прощалась, и это расставание давалось ей нелегко. С тех пор как они покинули поселок прокаженных, сбывались все предсказания шейха Томана. Пустыня превратилась для них в зеленый цветущий луг. Ничто больше не могло удержать их – ни безжалостный жар пустыни, ни острая галька каменистых полей, ни опасная горная тропа, ни утомительная скачка по высокогорью.
Двадцать семь дней Каролина была неспособна ощущать усталость или упадок сил. Напротив, каждое новое препятствие только придавало ей энергии. Почему Стерн спросил, рада ли она? Да, скоро будет виден Рас, берберская деревня, где ждет ее Зинаида с ребенком. Завтра они уже доберутся до Алжира. Почему же она не чувствовала себя от этого счастливее? Почему такая пустота в ее душе, ничуть не похожая на передышку перед ожидающей ее большой радостью? Почему она не ощущает никакого нетерпения, даже, наоборот, немного медлит?
В тишине зазвенел голос Алманзора:
– Деревня! Я первый ее увидел!
