— Моя персона действует на мужчин, — резко ответила я. — Я свожу их с ума. А вы нашли вашего убийцу?
— Я не уверен. Ваш экземпляр мужского пола был единственной подозрительной личностью среди всех собравшихся. Почему бы вам не продемонстрировать, что вы полезный член общества, и не назвать его имя?
Я повернулась к нему лицом:
— Тут нет никакой тайны. На самом деле его имя хорошо известно в этих краях: Арт Юршак.
Губы Мак-Гоннигала сжались.
— То, что Мэллори мой босс, вовсе не означает, что вы должны резко разговаривать со мной, словно я — это он. Назовите мне имя парня.
Я подняла правую руку:
— Честное бойскаутское, сержант. Юршак — его отец. Молодой Арт только недавно вступил в должность в его агентстве, или офисе, или где-то еще. Если вы поймаете его, не стоит пользоваться резиновой дубинкой, я не думаю, чтобы ему досталось от папаши слишком много жизненных сил.
Мак-Гоннигал сурово усмехнулся:
— Не беспокойтесь, Варшавски. У него куда более сильная защита, чем у толстокожих. Я не намерен ерошить его курчавые волосы… вы отправляетесь к Клегхорн на кофе? Я слышал, как некоторые дамы говорили об этом, выходя. Можно ли проскользнуть туда с вами?
— Мы, маленькие польские детективы, живем для того, чтобы помогать полицейским. Идемте!
Он усмехнулся и распахнул передо мной дверь автомобиля.
— Что там у вас внутри, Варшавски? Вы — совсем не то, чем кажетесь.
Горсточка людей, присутствовавших на похоронах, была уже в доме на Маскегон, когда появились мы. Макияж миссис Клегхорн был подпорчен, но слезы уже высохли, и она встретила меня тепло, любезно приняв и Мак-Гоннигала. Я на минутку задержалась с ней в маленькой прихожей, чтобы переговорить, а сержант прошел в дом.
— Керри забрала детей к себе, поэтому сегодня будет несколько поспокойней, — сообщила она. — Возможно, когда я уйду на пенсию, я уеду в Орегон.
Я крепко обняла ее:
— Пересечь всю страну, чтобы уклониться от обязанности бабушки? Может быть, вам просто следует сменить замки? Это было бы менее дерзкое решение.
— Полагаю, это свидетельствует о том, как я расстроена, Виктория, если высказываюсь в подобном духе. Я никогда не хотела, чтобы кто-нибудь знал, как я отношусь к детям своих сыновей. — На мгновение она замолчала, потом неловко добавила: — Если ты желаешь поговорить с Роном Каппельманом о… о Нэнси или о чем-то еще, он в гостиной.
Зазвонил дверной звонок. Она пошла открывать, а я вошла в гостиную. Я никогда не видела Рона Каппельмана, но не составило труда узнать его: он был единственным мужчиной в комнате. Примерно моего возраста, возможно, несколько старше, коренастый, коротко постриженный шатен, он был одет в твидовый пиджак с обтрепанными лацканами и обшлагами и в вельветовые брюки. Он сидел на круглом пуфике, без интереса перелистывая страницы старого «Нэшнл джиогрэфик».
Четыре женщины, тоже присутствовавшие в церкви, шептались в другом углу. Как я и предположила, они оказались сослуживицами миссис Клегхорн. Они взглянули на меня, но, поняв, что не знают, вернулись к своему разговору, напоминавшему слабое жужжание.
Я пододвинула кресло с прямой спинкой поближе к Каппельману. Он посмотрел на меня, и что-то дрогнуло в его лице. Он швырнул журнал на кофейный столик.
— Понимаю, — сочувственно сказала я, — мучительно говорить о подобных вещах с незнакомым человеком. Я бы не пошла на это, если бы не была уверена, что вы сможете помочь мне.
Он поднял брови:
— Я сомневаюсь, но вы можете попытаться.
— Мое имя — Ви. Ай. Варшавски. Я старая подруга Нэнси. Мы когда-то играли вместе в баскетбол. Довольно давно.
Я не могла смириться с тем, с какой скоростью понеслись года после моего тридцатилетия. И тем не менее мне казалось, что прошло не так уж много времени с тех пор, как мы с Нэнси учились в колледже.
— Верно. Я знаю, кто вы. Нэнси рассказывала о вас много раз, говорила, что вы спасли ее от безумия, когда обе были в высшей школе. Я — Рон Каппельман, но вы, кажется, уже знали это, когда вошли.
— Нэнси говорила вам, что в последнее время я работаю как частный следователь? Так вот я долгое время не видела ее, но неделю назад мы встретились на общей баскетбольной встрече.
— Да, я знаю, — вставил он. — После встречи мы вместе ходили на собрание, и Нэнси рассказала мне о вашей встрече.
В комнате слышался глухой рокот толпы. Присутствовавшие стремились говорить приглушенными голосами, окружающее пространство было невелико и не поглощало звуков, к тому же было очень тесно, и когда кто-то стоящий за моей спиной закурил, я почувствовала горячий пепел на шее — его нечаянно стряхнули в круглый вырез жакета.
— Могли бы мы пойти куда-нибудь еще и поговорить? — спросила я. — В прежнюю спальню Нэнси, или в бар, или в другое место? Я пытаюсь разобраться в обстоятельствах ее смерти, но, похоже, не могу нащупать конец нужной ниточки, чтобы распутать клубок. Я надеялась, что вы сможете рассказать мне что-нибудь.
Он покачал головой:
— Поверьте мне, если бы у меня была какая-то информация, я примчался бы к полицейским словно ракета. Однако буду рад, если мы уйдем отсюда.
Мы пробрались сквозь толпу, тепло простившись с миссис Клегхорн на выходе. Приветливое теплое участие, с которым она обращалась к Каппельману, без сомнения, свидетельствовало, что молодой человек и Нэнси были в хороших отношениях. Я несколько беспокоилась за Мак-Гоннигала, но он ведь опытный полицейский и способен постоять за себя.
На улице Каппельман спросил:
— Почему бы вам не поехать ко мне в Пульман? Здесь поблизости нет ни одного кофейного магазинчика, где было бы чисто и тихо. Впрочем, это вам, наверное, известно.
Я потащилась вслед за его ветхим «рэббитом» вдоль улиц Сто тринадцатой и Ленгли. Перед шеренгой аккуратных кирпичных домов, тянувшихся по обочинам улиц Пульмана и выходивших своими чистенькими фасадами и открытыми верандами на шоссе, мы остановились. Район напоминал Филадельфию времен подписания конституции.
Эти скромные, хорошо сохранившиеся фасады не позволяли предположить, какие фешенебельные помещения могут скрываться за кирпичными стенами. Внутри холл был оклеен яркими цветочными обоями в викторианском стиле, а панели сделаны из отполированного до блеска темного ореха. Полы оказались просто безупречными, но их украшали ковры, мебель смотрелась превосходно.
— Великолепно, — сказала я, восхищенная. — Вы сами устроили все это?
Он кивнул:
— Плотничьи работы — мое хобби. Это позволяет мне отключиться от мерзости, царящей вокруг, и припасть к великолепию, среди которого я провожу свои дни. А мебель и украшения я подобрал в районе «блошиных рынков».
Он провел меня в маленькую кухню, выложенную итальянским кафелем. На стенах висела медная утварь, начищенная до блеска. Я взобралась на высокий табурет, стоявший рядом с изразцовой печкой, а он принялся варить кофе.
— Итак, кто попросил вас расследовать убийство Нэнси? Ее мать? Не уверен, что полицейские станут выслуживаться перед здешними политиками и убеждать народ, что правосудие идет своим неумолимым курсом.
Он покосился на меня, ловко собирая кофеварку.
— О нет. Если вы хорошо знаете миссис Клегхорн, вы должны понимать, что она не намерена мстить.
