найти кого-нибудь, кто растолкует мне. Возможно, я найму собственного следователя. — И она показала мне язык.
— Попробуй, сестренка. Все частные следователи в городе уже проинформированы, что общение с тобой очень рискованно.
Она посмеялась и ушла. Я оставалась до тех пор, пока Луиза не доела свой скромный ленч и не заснула опять. Приглушив звук у телевизора, я на цыпочках вышла из дома и спрятала запасной ключ под карнизом над задним крыльцом.
Хотела бы я понять смысл проводившихся годами всех этих проверок, причем еще до того, как кто-то окажется заинтересован в возбуждении дела против компании. Скорей всего это связано с махинациями по страхованию, но я не могла уловить прямой связи. Я никого не знала на «Ксерксесе» из тех, кто мог бы дать мне разъяснение. Мисс Чигуэлл могла бы, но мое общение с ней было не слишком тесным и не вполне дружеским. Хотя она сделала для меня все, что могла, поэтому я снова проделала долгий путь до Хинсдейла.
Мисс Чигуэлл находилась в гараже и красила свою шлюпку. Она приветствовала меня в своей обычной отрывистой, резкой манере, но поскольку она пригласила меня на чай, я поняла, что она рада вновь увидеть меня.
Она не имела представления о том, почему на «Ксерксесе» начали делать анализы крови.
— Я только помню, что Куртис волновался на этот счет, поскольку они обязаны были посылать результаты всех этих проверок в какую-то лабораторию, а все отчеты по ним хранили отдельно, присвоив каждому служащему свой номер, и так далее… Именно поэтому он имел собственные записи, по которым расписывал все данные по именам, не утруждая себя запоминанием схемы и нумерации.
Я просидела в обитом ситцем кресле больше часа, съела при этом гору булочек, а она обсуждала со мной, что сделала бы, если бы не смогла найти своего брата.
— Я всегда мечтала поехать во Флоренцию, — призналась она. — Но теперь я слишком стара, как я полагаю. Я никогда не могла убедить Куртиса выехать за пределы страны. Он вечно боялся, что заразится какой-нибудь ужасной болезнью, отравившись водой или едой. Он боялся, что иностранцы обманут его.
— Я тоже всегда хотела побывать во Флоренции. Моя мать родом из маленького городка на юго- востоке страны. Меня оправдывает лишь то, что я никогда не имею на руках достаточной суммы, чтобы заплатить за авиабилет. — Я подалась вперед и убеждающим тоном добавила: — Вы посвятили своему брату большую часть жизни и не обязаны провести ее остаток, ожидая у окна с зажженной свечой. Если бы мне было семьдесят девять, плюс хорошее здоровье и деньги, я уже была бы в аэропорту с чемоданом и паспортом, готовая улететь первым же ночным рейсом.
— Вероятно, вы могли бы, — согласилась она. — Вы храбрая девушка.
Через некоторое время я покинула ее и направилась в Чикаго. Плечи мои снова болели. Беседа с мисс Чигуэлл заняла немало времени. Я могла бы поговорить с ней по телефону, если бы не испытывала удовольствия от встречи с ней, но моя бесплодная поездка в конце длинной недели совсем измучила меня. Может, пора предоставить полиции все, что имею? Я попыталась представить, что я рассказываю Бобби свою историю.
— Понимаете, они делали анализы крови своим служащим, а теперь боятся, что кто-то найдет их и возбудит против них судебное дело за сокрытие того факта, что ксерсин токсичен, да еще настолько…
А Бобби снисходительно улыбается и говорит:
— Я знаю, что ты расположена к старой даме, но, возможно, все эти годы она была недовольна своим братом. Я бы не рассматривал эти записи как нечто очень значительное. Как ты вообще узнала, что это его записные книжки? У нее тоже есть кое-какая медицинская практика. Она могла подделать их, лишь бы досадить ему. Потом он исчезает, и она пытается придать их огласке. Черт возьми…
Да нет, Бобби не захочет пользоваться скверными выражениями, говоря со мной…
— Черт возьми, Вики, может, они слишком сильно поссорились и она стукнула его по голове, а потом запаниковала и сбросила его тело в Солт-Крик. Потом она звонит тебе и сообщает, что он исчез. А ты, как порядочная леди, поверишь в эту историю, причем именно так, как ей надо.
Кто может утверждать, что дело было не так? В любом случае я была совершенно уверена, что Бобби посмотрел бы на это именно так, прежде чем предпринять шаги в отношении такой важной в Чикаго персоны, как Густав Гумбольдт. Я могла бы все рассказать Мюррею, кроме нежелания Бобби пойти по следу Гумбольдта. Мюррей камня на камне не оставил бы от этих людей, возбудив общественность. Но я просто не хотела давать ему факты, которые могли бы вывести его на Луизу.
Я заехала к себе домой, чтобы утешить мистера Контрераса относительно пропажи молодого Арта, а также повидать собаку. Было слишком темно, чтобы я решилась выйти с ней, хотя на ней определенно сказалась нехватка активной жизни, недостаток нагрузки. Впрочем, темень за окном была не главной причиной. Предстояло сначала избавиться от посягательств Гумбольдта — только тогда я смогу спокойно бегать с собакой по утрам.
В поездке я все время проверяла, нет ли за мной хвоста. Слава Богу, никто не следил. До некоторой степени это меня не обрадовало. Возможно, мои приятели поджидают, когда выпустят Троя и Уолли, чтобы выполнить очередное поручение. А может, решили, что обычное нападение не пройдет, и подыскивают какой-нибудь более изощренный и эффектный способ — например, бомба в моем автомобиле или в квартире у Лотти. На всякий случай я припарковалась на некотором расстоянии от ее дома и доехала затем на автобусе.
Я приготовила на обед омлет, причем более удачно, чем это было с цыпленком, ибо на сей раз моя стряпня не подгорела. Однако был ли у него какой-нибудь вкус, я сказать не могу. Я поведала Лотти о своих дилеммах, о том, как выйти на Юршака и Гумбольдта, и сообщить ли Кэролайн, что я нашла ее отца.
Она поджала губы.
— Я не могу советовать тебе относительно Гумбольдта. Тебе придется выработать план. Но насчет отца Кэролайн я должна сказать тебе, по своему опыту, что знать — всегда лучше. Ты считаешь, что это ужасное знание. Да, так оно и есть. Но она не слабая. И ты не смеешь решать за нее, что ей можно, а чего не следует знать. Хотя бы потому, что она может узнать это каким-либо более ужасным способом и от кого- то еще. И потом, она может вообразить что-то куда более ужасное, чем есть на самом деле. Поэтому на твоем месте я сказала бы ей.
Сказанное ею явилось лучшей формулировкой моих собственных мыслей. Я кивнула:
— Спасибо, Лотти.
Мы провели остаток вечера в молчании. Лотти просматривала утренние газеты, маленькие призмочки света отражались в ее очках. Я не делала ничего. Я чувствовала, будто мой мозг упакован в кожаную оболочку — защитное покрытие, не позволяющее новым мыслям вторгаться и мучить меня. То было следствие пережитых страхов. Я подцепила на крючок крупную рыбу, но боялась вытащить гарпун и немедленно атаковать ее. Я с трудом переносила сознание того, что он способен запугать меня, но сознание данной возможности парализовало во мне всякие мыслительные процессы.
Телефон вывел меня из мрачной задумчивости. Один из членов обслуживающего на дому персонала, сотрудник «Бет Изрейэль», не был уверен, что предпринять с роженицей — пациенткой Лотти. Поначалу она давала ему советы, но потом решила, что ей лучше самой принять роды, и уехала.
Вечером в бакалее я купила бутылку виски. Спустя примерно полчаса после того, как ушла Лотги, я налила себе порцию и попыталась ощутить интерес к телевизионным шоу, наблюдая за ужимками Джона Уэйна. Когда около десяти снова зазвонил телефон, я выключила телевизор, будучи уверенной, что звонивший один из подопечных Лотти.
— Квартира доктора Хершель.
— Я разыскиваю женщину по имени Варшавски.
Прозвучал мужской голос, холодный и равнодушный. Последний раз я слышала его, когда мне сказали, что не родилась еще та, которая способна переплыть болото.
— Если я увижу ее, буду рада передать ей сообщение, — ответила я с такой невозмутимостью, на какую только была способна.
— Вы можете спросить, знает ли она Луизу Джиак? — продолжал голос.
— А если она знает? — Мой голос дрожал, несмотря на все усилия. Я не могла контролировать себя.
