— Последнее время я стала очень серьезной, — сказала Джин. — Знаете, в голову приходят забавные мысли. Я часто бываю в Клубе, он у нас за городом, в дивном месте, в субботу я вас туда отвезу, не возражаете?.. Ведь вы, Джим, не будете возражать?
— Никогда, — сказал я как можно признательней. Начало новой жизни нравилось мне. Вдобавок мое имя и имя девушки были похожи. Может быть, между нами есть и внутренняя схожесть?
— В Клубе такие умные люди, — сказала Джин, — на прошлой неделе отмечали открытие в области физики, его сделал наш хороший знакомый, Густав Кейвуд, я вас познакомлю… Я подумала тогда, зачем живут остальные люди, ну те, кто ничего не может? У кого квалификационный балл ниже «ста». Можно как-то оправдать существование девяностых или восьмидесятых, но что делают на Земле пятидесятые или там сороковые? Неужели у них не развивается чувство собственной неполноценности?.. Не могу понять.
— Не всем же делать открытия в физике, — решил возразить я. — Наверное, остальные создают им условия. Кто-то должен растить хлеб, печь из него булки или разносить шампанское, накрывать на стол, дежурить на станциях, которые дают свет и тепло.
— Правильно, — обрадованно всплеснула руками Джин, — как я сама не додумалась. Но они такие безликие, словно роботы. Посмотрите, — кивнула она в сторону официанта, — на его лице следы вырождения… Все-таки разница между людьми с разной квалификацией бросается в глаза. Сравните официантов и членов Клуба. У вас, например, — простите, что я про присутствующих, — читается мысль в глазах, видно, вы умный человек.
— А если бы вы не знали мой балл, сколько бы дали?
— Сто четыре, — рассмеялась Джин.
— Как вы относитесь к тем, у кого «двадцать» или «тридцать»?
— Не знаю, как на вашей планете, мы их не замечаем. Они — пустое место. Вы совершенно правильно сказали, их дело выполнять необходимую черновую работу. Для этого они созданы. Каждому свое — как когда-то заметили древние.
— Есть ведь такие, кто получает совсем низкий балл, скажем, «два» или «три».
Джин рассмеялась, у нее была очаровательная улыбка. Наверное, она об этом знала, потому что смеялась часто.
— Не могу представить. Ни разу не сталкивалась. По-моему, их место в больнице, это не люди даже.
— Пришлось как-то слышать, — продолжал я, — что бывают отдельные экземпляры, которые на квалификационных испытаниях вообще не получают балл.
— Не верю, — изумилась Джин. Глаза ее стали большими и изумленными, как будто. я рассказал полную чудес историю из жизни собственной планеты.
— Тем не менее это правда. У моего приятеля по университету был в классе парень, он не получил никакого балла.
— Как забавно… Папа, папа, иди сюда!
К нам, снисходительно улыбаясь, подошел председатель Клуба. Он наклонил голову, еще раз здороваясь со мной, и вопросительно посмотрел на дочь.
— Папа, Джим рассказывает интереснейшие вещи. Я буквально отказываюсь верить. Представляешь, он утверждает, что существуют молодые люди, вообще не получившие на квалификационных испытаниях никакого балла. Не может быть! Джим утверждает, что такой мальчик учился в классе у его приятеля. Машина не поставила ничего. Вот бы взглянуть на него в тот момент, представляю, какое забавное было зрелище.
Холмс Синклер с любопытством посмотрел на меня.
— Это правда?
— Совершеннейшая. Гарри, — это мой приятель, — утверждает, что это был нормальный парень. Более того, по многим предметам он был первым учеником в классе.
— Что с ним стало потом?
— Исчез. Гарри говорил, никто ничего не знает, он несколько раз интересовался у родителей, но те не говорят. Или не хотят, или тоже не знают.
— Я вроде бы слышал о подобных случаях, Джин. Мистер Мортон говорит правду. Это одна из загадок цивилизации. Говорят, каждый год появляются один или два человека, которые не получают квалификационного балла.
— Что с ними бывает? — заинтересовалась девушка.
— Трудно сказать. Сведений мало. Этим занимаются там, — сказал Холмс Синклер и ткнул пальцем в потолок. — Если я не нужен больше, отпустите меня к моим обязанностям.
Он ушел, а Джин произнесла:
— Надо же, какие чудеса! Я об этом нигде не читала. И было начала думать, что на свете нет ничего удивительного.
— Так как бы вы отнеслись к такому человеку?
— Не знаю… — рассмеялась она. — Их нужно сажать в клетки, как в зоопарке, и показывать за деньги, как невероятную диковинку.
До субботы Джин показывала мне город. Деньги таяли, но я о них не жалел. Мне нравилось изображать любопытного, несколько неотесанного, но облагороженного высоким баллом провинциала.
Где мы только не побывали: на выставке космической экзотики, на экспозиции объемных фильмов — последнего новшества, где, подключившись к аппарату, можно было как наяву совершать сказочные подвиги, летать в космолетах, сражаться с армадами коварных инопланетян, — побывали в городке развлечений, от которого весь следующий день кружилась голова, ездили в парк, куда пускали членов Клубов от «ста» и выше. Там в прудах плавали настоящие лебеди, белые и черные, и в одном месте ходили по мелкой воде розовые фламинго. В парке было безлюдно, мы бродили с Джин по аллеям, от одного любопытного места к другому, она брала меня под руку, и я с непонятным чувством, в котором были и нежность и откровенная растерянность, ощущал тепло ее ладони у себя на руке.
Вечера мы тоже проводили вместе, Джин добросовестно осуществляла обязанности экскурсовода. Сидели в тихих изысканных ресторанчиках, подобных я и представить не мог. Оформленные в стиле «ретро», они казались вдвойне приятными, потому что в свое время я прочитал много книг о тех временах, когда люди предпочитали аэролетам запряженных лошадей и не считали зазорным, вернувшись из космического полета, надевать кирзовые сапоги и пахать землю при помощи сохи.
Джин переодевалась в вечернее платье, каждый раз новое, мы часто с ней танцевали, она пахла чем-то манящим, от чего кружилась голова, и была нежна со мной.
Меня не тревожило будущее, казалось, что отныне оно устроится. Что мне стоило сказать, что решил остаться на Земле?! Знаний наверняка хватит, чтобы поступить в университет, — а Джин такая красивая девушка.
В пятницу мы поцеловались. Это произошло само собой, когда мы спускались из ресторана к стоянке такси. Было поздно, огромная Луна серебрила ступени, Джин поскользнулась, пришлось подхватить ее, мы прижались друг к другу и поцеловались.
Она попросила проводить ее, и у дверей дома мы поцеловались еще.
Спать ни капли не хотелось, и я решил посидеть в баре. Я уже знал несколько неплохих заведений и попросил водителя везти меня в «Фиалку», на улицу Разрушенной цитадели… По видео передавали последние известия, и я, отпивая холодный, с мороженым, коктейль, стал их смотреть. Ничего особенного в этот день в цивилизации не произошло. Потом диктор сказал, что сейчас покажут фильм молодого режиссера под названием «Побег».
Перед глазами стояла Джин, ее блестящие, притягивающие глаза, улыбка, делающая ее лицо живым и неотразимым.
Внезапно я вернулся на Землю!.. На экране возник Центр и бедный мусорщик, испуганно барабанящий в дверь!
Кровь прилила к лицу! Что это! Что это значит?!
Между тем появился покинутый грузовик, примятая под ногами трава вела на площадку, с которой я улетел на аэролете. Мой путь повторился в точности: и касса аэропорта, где брал билет, и салон самолета, и даже лицо соседа, с которым сидел. Потом я увидел растерянного парня с Люпы и отель «Карла XI», в
