познакомить обоих с Патти Бейли, топ проституткой, было их идеей. Магнитофонные пленки тоже, правда, Патти и сама немного сотрудничала с ними.
В общем, я оказался посередине, шпионил на обе стороны, но никогда не сообщал Миску и Оуэну ничего значительного. Продажные твари. Они организовали избиение до полусмерти Хессе Акуны, чтобы заполучить его сто акров. Хотели привлечь и меня, но я отказался. Они хвастались этим перед Бейли, надменные идиоты. Когда Бейли пригрозила им пленками, они повели себя именно так, как мы и думали: отправили одного из своих прихвостней сказать мне, чтобы я прикончил ее и забрал улику. Этим прихвостнем был Чак Брайтон – проходимец, подлиза. Мои так называемые правые друзья тоже считали, что прикончить Патти – хорошая мысль. Меня это удивило. Я заявил, что не стану убивать женщину ради того, чтобы двое политиков оставались на своих должностях. Спросил: «Вы в своем уме?» И они ответили: «Джим, это для блага управления. Мы должны держаться вместе. Нельзя допускать, чтобы проститутка погубила шерифа и главу совета наблюдателей, даже если мы не согласны с ними во всем. Не беспокойся, мы уберем все улики с места преступления, все подчистим, и никто не узнает – нам просто необходимо ее убрать». Я повторил, что все равно не стану убивать женщину только ради этого. Тогда они поставили условие: «Убей, или мы сообщим твоей жене, что происходит между вами последние несколько месяцев, – уж тогда ты захочешь, чтобы Патти Бейли была мертва». Они не шутили. Я знал, что они это сделают. Ну и друзья. Я готов был отдать жизнь за этих людей – и вот как они поступили со мной. И я убил ее. Сын, это меня доконало. Это было отвратительно, эгоистично, и я в течение двадцати семи лет вновь и вновь уничтожал себя за это. Вот почему сегодня великий день – наконец я делаю это по- настоящему.
Однако мои замечательные друзья не скрыли улики, чтобы спасти мою жалкую шкуру. Вместе с пленкой они отдали их треклятому Брайтону. Он ополчился на своих начальников, с помощью пленки избавился от Оуэна, пробился в шерифы. Я уверен, Брайтон заставил Оуэна поддержать его на выборах под угрозой передать эту пленку журналистам. Макнелли получил большое повышение, следуя за Брайтоном. Так что убийство было совершено не ради управления, а для устранения Микса и Оуэна. Все благодаря ему оказались в выигрыше, кроме меня. Я был предан, виновен и хотел умереть. Сделать я ничего не мог, потому что улики с места преступления находились у Брайтона и Большого Пата – они имели возможность в любое время использовать их против меня. Поэтому я поспешил перебраться в Сан-Бернардино. Распрощался со всеми этими подлыми скотами из округа Ориндж. К сожалению, поздно. Слишком поздно, чтобы что-либо исправить.
Мне было нужно снять это бремя с души. Теперь мне лучше. Но не настолько, чтобы и дальше вести эту жалкую жизнь. Ухожу в мир иной. Будь осторожен. Знай, что я люблю тебя. Я был скверным человеком и плохим отцом, однако никто не обвинит меня в том, что я не любил единственного сына. Надеюсь, ты добьешься в жизни того, чего хочешь. Будь честным, порядочным, не позволяй своим друзьям сделать то, что мои сделали со мной. Заботься о себе, ведь никто этого за тебя не сделает. Не путайся с проститутками. Найди хорошую девушку и живи с ней. Может быть, ты сумеешь осчастливить кого-нибудь. Я люблю тебя, Эван. Не проливай по мне ни слезинки. Сейчас я счастлив. Нахожусь в лучшем месте, где бы оно ни было.
Любящий тебя отец.
* * * Дочитав, Мерси поняла, что произошло с Майком Макнелли. Посмотрев на Эвана, осознала, как близка была к истине.
Он стоял, прислонившись к шкафу, в руке у него был большой револьвер.
– Отцова пушка, – произнес он. – Я забрал ее из улик, когда расследование закончилось. Положил обратно в шкаф, где она всегда у него хранилась.
– Понимаю, – сказала Мерси. – Эван, положи эту штуку.
– Не надейся.
Он навел на нее ствол и негромко щелкнул языком.
– Ты в моих руках, девочка.
– Эван, перестань!
– Поначалу я не хотел показывать тебе письмо. Но долгая поездка сюда дала мне время подумать. И теперь я на водительском месте.
Мерси вгляделась в лицо О'Брайена, ища признаки его обычного недоброго юмора, сарказма. Нет. Никакого юмора, только настороженность. Она попыталась успокоить его:
– Письмо касается только твоего отца и тебя. Пусть так и остается. Поехали на работу.
– Нет. Твоя песенка спета, леди Холмс. Руками не двигай. Ни малейшего движения.
В правой руке Мерси держала письмо. Она уронила листы на пол, выставила ладони вперед и раздвинула пальцы. Эван поводил револьвером из стороны в сторону, как полицейские в телефильмах, потом выровнял его. Ствол смотрел прямо на Мерси и ничуть не дрожал.
– Так лучше. Я чертовски горжусь собой, Мерси. Тем, как втянул тебя в это дело, заставил играть смешную роль. Я в восторге.
– Ты погубил Майка, чтобы отомстить Большому Пату за то, как он обошелся с твоим отцом. Отомстить всему управлению.
Эван пожал плечами, усмехнулся. Он стоял в двадцати футах от Мерси. Она понимала, что если попытается выхватить свой пистолет, О'Брайен ее застрелит прежде, чем она сунет руку под пальто. Их разделяла только кушетка.
– Но ты оставил загадочные отпечатки пальцев в кухне Уиттакер. Свои отпечатки.
– Выкручусь. Я узнал, что Майк работает с одной из девочек по вызову. Ее фамилию и адрес выяснил из заявки на установку подслушивающего устройства. Фотографию нашел в полицейском протоколе. Смазливая мордашка. Я подключил свой магнитофон к ее телефону и... События развивались. Этого следовало ожидать: хорошенькая девочка, сластолюбивый мужчина. Я ждал возле дома в тот вечер, когда они ужинали, поднялся на крыльцо и застрелил ее. Глушитель и сапоги подбросил, когда Майк был на работе.
– Я сознавала, что в доме Майка что-то неладно, но не могла догадаться, в чем дело. Ты не должен знать, где находится ключ от псарни. Но знал, потому что был в доме.
О'Брайен усмехнулся:
