— Я спросил парнишку, где он его взял, но тот ни в какую не хотел говорить. Мы нажали на него, и тогда он признался, что пистолет ему дал Эстэва.
— Зачем Эстэве это было нужно?
— Не знаю, — покачал я головой. — Пистолет и четыре патрона из него я отдал в полицию штата, попросив провести баллистическую экспертизу, но не сказал, где его взял.
— Они согласились?
— Были вынуждены, — ответил я. — А потом до меня дошло, что Брет — это все, что я имею против Эстэвы. Единственная зацепка. И если Эстэва узнает, что Брет рассказал о пистолете...
— Зачем Брету рассказывать ему об этом?
— Паренек был туповат. И привязан к Эстэве. Если я испугал его, он не мог не пойти к Эстэве и все рассказать, а я об этом не подумал.
— Ты отправился разыскивать его и нашел уже мертвым.
Мы остановились на углу Черч-стрит.
— Со мной была его мать.
Мы повернули и пошли по Черч-стрит, плечом к плечу, ладошка Сьюзен лежала в моей. Было уже достаточно поздно, и жизнь на холодной и ярко залитой светом фонарей улочке почти замерла.
— Она кричала до тех пор, пока не охрипла. Потом приехала полиция, «скорая помощь», и мы отправили ее в больницу. Там ей сделали укол, и она отключилась.
— Какой ужас ты перенес. — Сьюзен прижалась ко мне.
— Она, — сказал я.
— Да. Но я люблю не ее.
— Если бы я не влез в это дело, мальчик был бы жив и, может быть, его отец тоже. И Кэролайн не накачали бы в больнице успокоительными.
Мы остановились напротив магазина швейцарских часов на Черч-стрит.
— Ты все прекрасно понимаешь, — сказала Сьюзен.
— Что понимаю?
— Ты знаешь, невозможно все предусмотреть, предугадать, немыслимо требовать этого от себя. Ты делаешь все, что можешь, и настолько хорошо, насколько можешь, и умеешь мириться с последствиями.
Я пожал плечами и посмотрел на бутербродную на противоположной стороне улицы.
— Ты знаешь это. Ты знаешь, что иногда ты ошибаешься. Что иногда тебя подстерегает неудача. Что иногда случаются провалы. Так на любой работе. В твоей работе ставки очень высоки. В ней ты сталкиваешься с убийством людей.
— И иногда сам их убиваю.
— А иногда спасаешь. — Сьюзен повернулась я встала передо мной, взяв меня за руки.
— Немного похоже на то, чем занимаешься ты.
— Немного, — согласилась Сьюзен.
— Я накликал смерть на этого мальчика.
— Нет, — сказала Сьюзен. — Он сам ее на себя накликал.
— Мне следовало догадаться, что он пойдет и расскажет все Эстэве.
Сьюзен стояла вплотную ко мне, и наши тела касались друг друга от самых колен и до груди.
— Вероятно, — проговорила она. — Вероятно, тебе следовало догадаться. Ты совершил ошибку, А их впереди еще немало. Но ты ошибаешься гораздо реже, чем большинство из тех, кого я знаю. Причем ради добра.
— Цена этой ошибки — смерть.
— Твоя работа связана со смертью, а потому и ошибки тоже.
— Да, — усмехнулся я с горечью.
— Да, — мотнула головой Сьюзен. — И именно то, что в твоей работе есть фактор риска, есть фактор смерти, заставляет тебя ею заниматься. Если бы не это, она бы тебе наскучила.
— Мне совсем не нравится смотреть, как умирают люди.
— И потому тебе удается некоторых спасти.
Я промолчал.
— Это ты мне как-то сказал...
— Что?
— Смерть порождает красоту.
— Я не думал, что ты слышала, — сказал я. Высвободив руки, я обнял Сьюзен и прижал к себе крепко- крепко. Мы застыли в этой холодной ночи на пустынной улочке под ярким светом фонарей.
Глава 24
Сидя на диване в гостиной Сьюзен и закинув ноги на кофейный столик, мы пили горячий шоколад. В камине горел огонь.
— Ты разговаривал с Хоуком? — спросила Сьюзен.
— Еще нет.
— Когда поговоришь?
— Скоро.
Сьюзен повернула голову и посмотрела на меня.
— Такой упрямый?
— И сексуально возбуждающий.
— Иногда, — без улыбки сказала Сьюзен. — Ты решил во что бы то ни стало пройти через все один, чтобы доказать себе, что можешь это сделать?
— Нет. Я собираюсь попросить твоей помощи.
Сьюзен удивленно вскинула брови.
— Твоя помощь нужна Кэролайн Роджерс. И есть еще две женщины, замешанные в этом деле. Чтоб разобраться с ними, мне тоже нужна твоя помощь.
— Ты хочешь, чтобы я отменила прием и укатила с тобой в Уитон?
— Схватываешь налету.
— Здесь люди тоже нуждаются в помощи.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
Мы помолчали, занявшись шоколадом.
— Кто эти другие женщины? — спросила Сьюзен.
— Хуанита Олмо — социальный работник. Она знала Эрика Вальдеса.
— Того журналиста, с убийства которого все и началось?
— Да. Она сказала мне, что у Эмми Эстэвы была с Вальдесом любовная интрижка.
— Хуанита Олмо и Эмми Эстэва — те две женщины?
— Да. Хуаниту от Колумбии отделяет уже, наверное, поколение, Эмми гораздо меньше.
— И что у тебя с ними за проблема?
— Одно с другим как-то не состыковывается. Хуанита говорит, что Эмми спала с Эриком, чего было достаточно для Фелипе Эстэвы, чтобы убить и кастрировать Вальдеса. В таком случае утверждение Роджерса оказалось бы верным. Но Хуанита уверяет, что Эстэва не стал бы этого делать и не делал, что Вальдеса убил Роджерс — по мерзости своей натуры. Еще она говорит, что Эстэва — колумбийский Горацио Алджер[9] и что он побил нас в нашем капиталистическом состязании, точнее, меня в моем — у нее прозвучало именно так.
Сьюзен улыбнулась.
— Еще она говорит, что Эмми, то бишь миссис Алджер, — его слабость. Блудница, потаскушка, шлюха и так далее.
— Может, она сама неравнодушна к Эстэве? — предположила Сьюзен.
— Более чем вероятно, сказал бы я.
— Мы, психотерапевты, предпочитаем сдержанность и осторожность и потому дальше терминов «логично» и «возможно» стараемся не заходить.
— Да, я заметил. Но если она сходит с ума по Эстэве, зачем рассказала мне об Эмми и Вальдесе? Ведь
