— И где ты закопал эти два центнера?
— В кладовой клуба здоровья «Харбор».
— Дело пахнет криминалом.
— Я так и подумал, что ты не будешь возражать.
— Я? Мне нравится. Правда, тебя временами трудно понять.
— Мне тоже.
— Ты знаешь, что Эстэва хочет от тебя мокрое место оставить, правда, не догадываясь, что ему это не удастся. Знаешь, что он главный наркоторговец Северо-Востока. Думаешь, что он отправил на тот свет трех человек, в том числе семнадцатилетнего пацана. Угоняешь у него машину, заграбастываешь кучу его кокаина, вымогаешь за нее же выкуп, доводя и его самого до белого каления, и его красавчика Цезаря...
— Ну?
— Но не желаешь просто взять и грохнуть его, и дело с концом?
— Не желаю.
— Ты непрактичен, старик.
— Верно.
— Я знаю, что ты не прочь отправить к праотцам тех, кто заслуживает. Пару лет назад на Западе небольшое «стадо» перестрелял.
— Было дело, — согласился я.
— Почему здесь мнешься?
— Знаю недостаточно. Я хочу знать все. И Кэролайн Роджерс хочет знать все, она имеет на это право.
— Ты после того западного турне хоть раз в кого-нибудь стрелял?
— В одного мужика, в ногу. Пару недель назад.
Хоук хмыкнул и замолчал.
— Слушай, ты там на складе не Вилли Нельсона насвистывал? — спросил я, введя Хоука в смущение.
— Сьюзен мне всю дорогу его крутила — в ушах застрял.
— А может, тебе Вилли, как это... типа того, что нравится?
— Ха! С Джимми Рашингом не сравнить, — ответил Хоук.
Глава 29
Сьюзен вернулась от Кэролайн Роджерс. Она вошла в бар, где нас с Хоуком молча обслуживала Вирджи. Мы пили пиво.
— Заказал шампанского, а мне принесли «Корбел», — улыбнулся Хоук.
— Такова судьба колонистов, — сказала Сьюзен.
Хоук пересел, и Сьюзен устроилась между нами. Вирджи прошла к нам вдоль почти пустого бара и посмотрела на нее.
— 'Маргариту'. Со льдом и с солью, — заказала Сьюзен.
— Ну, что скажешь? — спросил я ее.
— Я разговаривала с Вагнером. Он — ничего.
Не очень искушен в том, что касается эмоции, но знает об этом и рад получить помощь.
— Как Кэролайн?
— Она дома. Вагнер выписывал ее как раз в тот момент, когда я была там, и мы отвезли ее домой. Месяца три будет принимать транквилизаторы, а потом постепенно начнем уменьшать дозу.
— Иначе возникнут проблемы с сердцем, — раздался голос Хоука.
Мы со Сьюзен оба посмотрели на него.
— Верно, — сказала она.
Хоук раздвинул губы в улыбке.
— Когда ты так улыбаешься, ты похож на Мону Лизу, только жутковатую слегка, — сказала Сьюзен.
Улыбка Хоука стала еще шире.
— Как Кэролайн отреагировала на тебя?
— Противоречиво. К психотерапевтам она относится с подозрением. Ей бы больше понравилось, если бы пришел ты.
— Угу.
— У нее сложилось впечатление, что ты без разбега перепрыгиваешь через небоскребы.
— Ну, не небоскребы, конечно.
— Кому бы она ни отдавала предпочтение, она знает, что ей нужна помощь. И, кажется, верит хотя бы отчасти, что помочь ей можно.
— Это уже хорошо, — сказал я.
— Да. Когда человек не верит, ему помочь гораздо труднее.
— Вы договорились с ней о чем-нибудь?
— Завтра я зайду к ней, а там посмотрим. Обычно я не работаю по вызову на дом. И не уверена, что она захочет дважды в неделю проделывать путь в сорок миль туда и столько же обратно.
— Можешь порекомендовать ей кого-нибудь другого?
— Да, потом. А пока еще наблюдаются суицидальные настроения, и ты ей можешь помочь не меньше меня.
— Чем?
— Просто бывая у нее. Говори ей, что она может положиться на тебя. Ты для нее сейчас, когда все рухнуло, оказался самым близким человеком, и она хватается за тебя, как за спасительную соломинку.
— Да ведь я в какой-то мере и был причиной того, что все рухнуло.
— Это не имеет значения, — сказал Хоук.
— Хоук прав. Не имеет. Это как для вылупившихся инкубаторских цыплят — для них мать та, кто за ними ухаживает. Когда с людьми случаются такие трагедии, как с ней, прежний порядок жизни умирает, по крайней мере символически.
— Или, как в случае с Кэролайн, в действительности, — сказал я.
— Да. Так что Кэролайн, по сути, тот же только что вылупившийся цыпленок.
— А ты для нее как мама, старик, — подмигнул мне Хоук.
— Только потому, что рядом не было тебя, Мона, — отпарировал я.
— Очень даже может быть, — согласился Хоук.
— Но там не только горе, — задумавшись проговорила Сьюзен.
— Что еще? — спросил я.
— Чувство вины.
— В чем?
— Пока не знаю. Знаю только, что оно у нее есть.
— Многие чувствуют себя в чем-то виноватыми когда умирает кто-то из близких, — сказал я. — Что-то вроде «лучше бы я, чем он», или «если бы я была хоть чуточку внимательнее к нему»...
— И «что я теперь буду делать без денег и без мужчины в доме», — вставил Хоук.
— Может быть, это, может быть, что-нибудь другое, — сказала Сьюзен. — Но она уже начинает идеализировать своего мужа. И не идеализирует сына.
— Что означает...
— Я не знаю, что это означает. Я только знаю, что то, как она переживает свое горе, несколько отлично от того, с чем я сталкивалась до сих пор.
— Нетипично? — сказал я.
— Да, — ответила Сьюзен. — Нетипично. Человеческую психологию не изучишь, препарируя птиц. Если у тебя есть опыт и ты повидал многих людей, переживших большое потрясение, ты замечаешь шаблонность их поведения. И когда ты видишь кого-то, чье поведение не соответствует этим шаблонам, начинаешь задумываться.
— Поведение Кэролайн нешаблонно?
