ложечку»), не сводя с нее пристального взгляда. Внешность у Массимины была примечательной: огромные темные глаза, казавшиеся бездонными в обрамлении густых ресниц, буйная грива длинных черных волос, прямой нос без намека на вздернутость и чуть заостренный подбородок странно контрастировали с персиковой нежностью кожи, слегка припорошенной едва заметными веснушками. Теплая улыбка делала Массимину еще привлекательнее, правда, в этой красоте не было ничего сексуального – одна лишь по- детски дружеская наивность.
То, что он стал первым претендентом на руку девушки из столь обеспеченной семьи, Моррис отнес на счет ее юности и болезненной застенчивости. Из долгих бесед у барных стоек он знал, что после того, как умер ее отец, то есть с двух лет, Массимина спала в одной постели с матерью. Мысль о том, что две эти женщины – одна старая, жирная и заскорузлая, а другая цветущая, юная и невинная – ложатся в одну кровать, вызвала у него странное чувство: не возбуждение, но и не отвращение, скорее – острый интерес.
Моррис всегда гордился, что, в отличие от многих, он испытывает интерес к самым разным сторонам жизни.
Бобо – сокращенное от Роберто, – оказавшийся
Гостиная многим напоминала столовую: та же роскошь, тот же сумрак, прячущийся по углам; господство прямых линий и темного дерева подавляло и ошемлоляло. Эти люди определенно не относились к нуворишам. Шахматный черно-белый пол из мраморных плиток; болезненно прямая мебель из красного дерева высшего сорта, какое обычно идет только на гробы; плющ, распластавший почти черные бархатистые листья поперек тигровой шкуры (подлинной вплоть до дырки от пули). Как ни удивительно, но вызывающая старомодность комнаты, вопреки ожиданию, успокоила Морриса. Уж слишком гостиная отдавала театром. В этих декорациях выдумка неотличима от реальности, так какой же с него спрос? Особенно на итальянском языке. Моррис сел на стул с аскетично-порочной прямой спинкой, стараясь не слишком дергать головой, чтобы перхоть не осыпалась на пиджак предательской изморозью.
Если не считать дряхлой старухи, все женщины куда-то суетливо ретировались, должно быть за печеньем и петифуром. Бобо счел этот момент самым подходящим для расспросов:
– Я слышал, вы учитель?
Моррис всегда от души забавлялся, когда люди говорили «я слышал» о том, что им заведомо известно. Ведь семейка не может не знать, что именно в школе он познакомился с Массиминой. Но с Бобо надо держать ухо востро. Из нескольких фраз за столом, Моррис понял, что парень – не кто иной, как сын крупнейшего в Венето[15] куриного магната. Удачная партия для Антонеллы; синьора мамаша небось от счастья трусы обмочила. А значит, мнение Бобо имеет в этом доме немалый вес.
Моррис нацепил маску трудолюбивой скромности.
– Совершенно верно, учительствую понемногу.
Он нерешительно замолчал, уголком глаза поймав взгляд появившейся в дверях хозяйки дома, на лице которой пятнадцать лет беспокойного вдовства проложили глубокие морщины.
– Но это всего лишь приработок, которым я балуюсь скорее ради собственного удовольствия, а также из доброго отношения к директору школы. В основном же я занимаюсь экспортно-импортными сделками. Представляю торговые палаты Лондона и Бристоля – когда какой-нибудь английской компании требуется найти в Италии покупателей или поставщиков, я служу связующим звеном.
Так, теперь небрежно упомянуть несколько веронских фирм, с которыми он в настоящее время активно сотрудничает; звучные названия двух производителей одежды и одного экспортера вин постоянно мелькали на уличных плакатах и в телерекламе. Разумеется, имелся немалый риск, что в таком крошечном городке, как Верона, богачи знакомы друг с другом и либо почтенная синьора, либо сам Бобо знают тех, кого он назвал. Но именно та уверенность, с которой он пошел на риск, и должна стать решающим фактором.
Моррис выжидающе замолк. Ни в коем случае нельзя создавать впечатления, будто он оправдывается. Последовала почти минутная пауза. Вставные зубы придавали щекам осанистой синьоры мамаши неестественную впалость.
– А почему вы приехали в Италию?
– Как и все остальные, влюбился в эту страну. Как-то побывал здесь в отпуске. У вас изумительная страна! А когда мой отец, работающий в торговой палате, сказал, что в Италии им требуется свой представитель, я ухватился за эту возможность. С удовольствием останусь здесь навсегда.
Моррис широко улыбнулся, прекрасно сознавая, что белоснежности его зубов может позавидовать всякий. Он получил эту мифическую работу благодаря протекции отца – именно это они хотят услышать. Влиятельная семья. Обширные связи. А если ситуация сложится неблагоприятно, всегда можно устроить любимому родителю скоропостижную кончину.
За кофе Антонелла завела разговор о школьных проблемах Массимины. Антонелла и Паола, еще одна старшая сестрица, восседали с таким монашеским видом – ноги скрещены, спины выпрямлены до одеревенения, – что Моррис впервые проникся сочувствием к младшей сестре, которая явно находилась на положении семейной дурочки. Он сказал, что, по его мнению, все школьные неприятности Массимины связаны с ее нервозностью перед экзаменом, поскольку на занятиях она трудолюбива и понятлива, и взял предложенный марципан в форме Пизанской башни. Массимина послала ему улыбку, полную смиренной благодарности.
Когда кто-то мимоходом упомянул о фотографиях, Моррис настоял на том, чтобы внимательно изучить семейные альбомы, к его желанию все отнеслись с вежливой скукой, за исключением Массимины и бабушки (старушенция была счастлива до безумия!). Вот они на горе Бальдо, а вот здесь новорожденная Антонелла. На этом снимке Массимине пять лет.
Моррису даже не понадобилось прикладывать особых усилий. Весь вечер он чувствовал себя превосходно. Запах полированного дерева, мешавшийся с ароматом дорогих духов, словно наркотик, возносил его все выше и выше; вкус коньяка «Веккья Романья» (как можно было отказаться от второй рюмки?) и эта изумительная, изысканная и строгая роскошь во всем… Замечательно!
