лучшему.
— Что ж, для меня не составит проблемы отвезти туда мальчиков. Они прекрасно проведут день.
— Если захотите, можете заглянуть к нам в середине дня.
— Не уверен, что это хорошая идея. Дейзи не захочет видеть Люси в своем доме.
— Я позабочусь, чтобы Дейзи проявила вежливость.
Он смотрит на меня с сомнением.
— Я позабочусь, чтобы Люси получила теплый прием, обратно пропорциональный тому, что она заслуживает, — добавляю я, хихикнув.
Питер оценил мою шутку, он улыбается:
— Мы подумаем об этом. Спасибо.
— Видимо, пришло время нам всем идти дальше, — говорю я на этот раз абсолютно серьезно, без тени усмешки в голосе.
— Рад это слышать, Роуз.
— Прошлое — забытая страна; будущее кажется мне родным домом.
В ту же секунду в коридоре появляется Люси.
— Привет, дорогая, мы тут строили планы на Рождество, — говорит Питер, небрежно обхватывая ее за плечи и целуя в щеку. Я проверяю себя — чувствую ли что-нибудь. Ни возмущения, ни боли, ничего вообще. — Роуз пригласила нас заехать на часок к Дейзи.
Люси с беспокойством смотрит на меня, затем тихо говорит:
— Было бы славно.
Мы обмениваемся заговорщическими взглядами, и мне кажется, что она понимает, что ей обеспечено мое молчание. Тем более странно, что она поворачивается к Питеру и говорит:
— Дорогой, у тебя есть время поехать домой пообедать, а не возвращаться сразу в офис? Я должна рассказать тебе нечто важное. Нам необходимо поговорить.
— Не буду вам мешать, — тихо говорю я и направляюсь в зал.
Эпилог КРЕЙГ
Роуз протягивает мой носовой платок. Она выглядит немного испуганной, но оживленной. Она сияет. Я не имею в виду ее щеки и лоб, хотя и они тоже блестят (поскольку в зале жарко и он заполнен взволнованными родителями), — я хочу сказать, что сияют ее глаза. Мне кажется, Роуз обладает множеством замечательных качеств, как физических, так и душевных. Мне нравится ее доброта, я люблю ее смех, ее рыжие волосы, но, пожалуй, больше всего — ее глаза. Они такие красивые — умные, блестящие и слегка озорные. Это озорство легко не заметить, потому что Роуз делает вид, будто она чрезвычайно благоразумная. Но меня не одурачишь. Я-то знаю, что она с наслаждением пела под караоке.
Я беру у нее платок и кладу в карман. Она извиняется:
— Прошу прощения, я его испачкала. Помада и сопли — отвратительное сочетание, но если вы выстираете его в горячей воде, а затем…
— Я, может, вообще не стану его стирать, Роуз, а буду держать под подушкой. — Она смотрит на меня с изумлением, почти с испугом, и я спешу добавить: — Просто шучу.
Она облегченно вздыхает и улыбается мне в ответ. Мы с Роуз не разговаривали со дня свадьбы Тома. Последнее, что я ей сказал тогда, — это что через шесть месяцев мы, возможно, будем вместе выбирать обои. Боже мой, как я впоследствии переживал из-за этой фразы! Я вовсе не хотел напугать ее и показаться чересчур настырным. Мне просто хотелось дать ей понять, что я не принадлежу к числу легкомысленных, ветреных типов. Мне хотелось, чтобы она поняла, что, по моему мнению, у нас есть совместное будущее или, по крайней мере, вероятность его. В последний месяц я проводил много времени, анализируя наше свидание в целом и особенно эту фразу, и пришел к выводу, что Роуз, наверное, сочла, что я ненормальный и назойливый или, вполне вероятно, пустой, глупый и болтливый тип. Но я не лгал и не преувеличивал. На свадьбе я почувствовал такую близость к Роуз! Мне показалось, будто мы испытываем искреннее уважение друг к другу, и наш разговор был интересным и занимательным. Мне казалось, что мы хорошо ладим друг с другом. Но затем она исчезла.
В последний месяц я часто думал, как лучше разобраться со всеми этими неприятностями. Просто ужасно, что она так сильно смутилась, что не осмеливается показываться в школе. Она явно избегает меня. Это, конечно, лучше, чем если бы она пожаловалась в Совет попечителей на мое недостойное поведение, но меня это не слишком утешает. По крайней мере, если бы она пожаловалась, это дало бы мне возможность как-то приблизиться к ней.
Я обратил внимание на Роуз задолго до того, как Джон начал свою кампанию по поиску спутницы для меня. Как только мальчики поступили в школу, меня сразу привлекли ее жизнерадостность и желание всем помочь. Мне нравилось, как она исполняла свои материнские обязанности. Ее подход к воспитанию немного старомодный, но не слишком консервативный. Дети явно обожают ее. Она пользуется любовью среди других мам, да и учителей тоже, так как, в какие бы школьные комитеты ее ни включали, она умудряется сохранять благоразумие и оказывать большую помощь, не проявляя при этом излишней напористости или властности.
Прошлым летом во время спортивного праздника я начал осознавать, что мой интерес к Роуз вышел за рамки платонического. Поймал себя на том, что постоянно поворачиваю голову и ищу ее глазами при первом удобном случае. Я почувствовал в груди настоящий укол разочарования, когда она не победила в забеге матерей, и что-то шевельнулось несколько ниже, когда она повалилась на траву, смеясь и пытаясь отдышаться после утомительного забега.
Я стал ловить себя на том, что задерживаюсь у школьных ворот в надежде обменяться с нею парой слов. Я всегда испытывал приятное волнение, когда встречался с ней на собраниях родительской ассоциации, и всегда ждал этих собраний со значительно большим нетерпением, чем вечерних прогулок по пабам и барам с Джоном.
Меня приводит в ужас мысль о том, что на свадьбе я переступил дозволенную границу и разрушил нашу дружбу. Я весь месяц провел в сожалениях о том, что не оставил все как есть. Быть для нее просто другом лучше, чем вообще потерять ее. Но когда она села рядом со мной во время рождественской пьесы, я снова стая размышлять. У меня появилась надежда.
После окончания пьесы ко мне подошла миссис Бейкер. Я принял от нее поздравления по поводу спектакля, наряду с поздравлениями от других мам.
— Вы пригласите Роуз на рождественскую вечеринку в пятницу? — спросила она меня.
— Я? Ну… Нет. Я не планировал приглашать ее, — пробормотал я, чувствуя себя обиженным тем, что она подняла эту тему прилюдно. — Не думаю, что Роуз это понравилось бы, — признался я.
— Роуз порой сама не знает, что ей нужно, — с легким раздражением произнесла миссис Бейкер. — Наш общий друг Джон сказал мне, что она бросила вас во время свадьбы. Это правда?
Я почувствовал, что вспыхнул, но заставил себя кивнуть.
— Он сказал, что вы очень расстроены. Это так? — допытывалась она.
Молодец Джон, настоящий друг! Я снова кивнул.
— Я не знаю почему, но вы единственный мужчина, к которому она проявила какой-то интерес за последние шесть лет, — заявила миссис Бейкер. — Робким сердцам никогда не завоевать прекрасных дев и все такое прочее. Я посоветовала бы вам пригласить ее еще раз.
— Правда?
— Да, и не только потому, что мы с Джоном полны решимости сосватать вас. — Она смотрит на меня и усмехается.
— Что ж, благодарю вас, миссис Бейкер, за то, что не сочли за труд поговорить со мной на эту тему. Я обдумаю то, что вы мне сказали.
— Сделайте это. — А затем она добавила: — Называйте меня Конни.
