Паола громко сказала, чтобы было слышно на том конце пахучего салона:
– Мы ненадолго. Спустимся позже.
Антонелла, казалось, не слышала. Моррис вновь подумал, что двойной удар судьбы невестка выносит с немалым достоинством, даже с благородством. Когда поднимались по лестнице – Паола впереди – она вдруг задрала подол рубашки, обнажив тугой зад, и прошептала, давясь смехом:
– Полижи.
Моррис отшатнулся.
Стресс, конечно, подавляет сексуальные влечения. Кроме растущего желания быть с Антонеллой, Морриса удерживала у тела старой синьоры еще и мысль, – что вряд ли он сейчас сумеет оправдать ожидания Паолы, которые сам же и распалил так оплошно, будучи тогда совсем другим человеком, с другими мыслями и переживаниями. Но старая двуспальная кровать в спасительно темной комнате в конце концов сделала то, чего не смогла выставленная ему под нос задница жены. Моррис размышлял о годах, которые Массимина провела на этой пуховой перине бок о бок с матерью, сначала ребенком, когда умер ее отец, затем подростком; он воображал постепенно наливающиеся грудки, отрастающий пушок между ног… тем временем женщина рядом с Мими, лежащая теперь внизу, так же постепенно, безнадежно увядала и старела. Думая об этом, Моррис каким-то образом овладевал ими обеими, поглощал и растворял в себе их естество, как когда-то Зевс, – кажется, это был именно он, – поглотил всю Вселенную. А может быть, наоборот, старый дом принимал его в себя в знак жертвенного единения. Эти мысли и привели его, вполне надежно, в состояние, которого добивалась ничего не подозревавшая Паола.
Лежа на спине, отдавшись в ее власть, он втягивал в себя пыльный дух старого покрывала и смотрел на фотографию на тумбочке у кровати. Там была вся семья: синьоре, наверное, чуть за сорок, старшие сестры – подростки, а Мими – пухленькая девчушка, должно быть, только-только пошедшая в школу. Как бы он хотел знать ее тогда! Невинное дитя, и вся жизнь впереди. То была не столько даже печаль по несбывшемуся, сколько жажда иного – что само по себе довольно приятно. Чувствуя приближение оргазма, Моррис вспомнил, что первой женщиной в его жизни стала именно Мими, сразу после убийства колченого Джакомо с подружкой. И сегодня словно бы ее он сжимал в объятиях, разделавшись с Бобо.
Не считая одной мелочи: они тогда никак не предохранялись, и погружение друг в друга было куда более полным и доверительным.
«Мими!..»
Через некоторое время Паола спросила в лунном мерцании:
– Мо, а где ты был сегодня утром, с половины девятого до десяти?
– Когда? – Он только сейчас вспомнил, что завтра надо встать пораньше и увидеться с Кваме. Событий становилось явно слишком много для него одного, срочно нужен секретарь.
– Ты звонил мне без четверти девять. С полицией связался около десяти. Известно, что Бобо был убит или похищен – или что там с ним сотворили – примерно в половине десятого.
– Господи, не думаешь же ты, что это сделал я!
Она не отзывалась.
– Ездил на Вилла-Каритас, – раздраженно ответил Моррис. – И если хочешь знать, у полиции уже есть подозреваемые. Они взяли на заметку двух эмигрантов-гомиков. Инспектор говорит, что это может объяснить исчезновение машины.
– Odio, – тихо сказала Паола. – По злобе…
И опять замолчала. Моррис ждал, что она захочет выяснить подробности. Но жена подозрительно стихла, и хотя это беспокоило Морриса, он решил, что не стоит затевать разговор самому. Что она может знать, в конце концов?
Он уже проваливался в сон, когда Паола, прижавшись к нему, шепнула:
– Довольно странно было, когда ты назвал меня Мими, не находишь?
– Что? – секунду он приходил в себя, стряхивая сонливость.
– А знаешь, мне даже понравилось. Почему-то заводит, когда мужик в постели воображает другую. В следующий раз и я тебя назову чужим именем. Представлю, что трахаюсь… ну, скажем, с Бобо. Как тебе?
А Моррис размышлял, что для человека с такими вывихнутыми мозгами, как у его жены, никакое наказание не будет слишком суровым. Если бы только он мог жениться на своей первой возлюбленной, он бы никогда не покинул ее, не предал, и ни за что бы не стал играть с ней в эти извращенные игры. Отвернувшись, он зарылся в перину, на которой когда-то спала Мими, и вновь попытался представить ее запах, ее голос. Может быть, его спасение в том, чтобы она все время была рядом. Чтоб советовала и направляла его на пути, таком невыносимо долгом…
Завтра надо сказать Паоле, что они переедут сюда жить. Здесь он полнее чувствует близость Мими.
Глава восемнадцатая
Наилучший способ что-нибудь спрятать – хоть, конечно, и не идеальный – это выложить вещь на самое видное место, пока родители, супруги или детективы шарят по темным углам. Жена не станет искать любовные записки среди бумаг, разбросанных по столу: она сочтет, что у мужа хватит ума и стыда припрятать улику на дне потайного ящика. Точно так же никто не будет разыскивать угнанную машину и труп среди автомобилей, притиснутых один к другому вдоль оживленной набережной, прямо напротив полицейского участка.
По крайней мере Моррис на это надеялся, потому и велел Кваме оставить машину именно там. Лишь схоронив тело, что само по себе будет неслыханной дерзостью, они перегонят «ауди» куда-нибудь в глушь, где ее, конечно, обнаружат нескоро.
Таким же образом, как однажды он укрыл похищенную девушку на людном пляже в Римини, Моррис надеялся теперь замести следы своего безусловно непреднамеренного преступления в двух классических средоточиях всей итальянской жизни: на автостоянке и на кладбище.
