Вот оно! Моррис судорожно вздохнул. Игра закончена. Наконец-то они заметили очевидное. Он уже как будто даже ощутил знакомый запах дешевой дезинфекции и потных тел с легкой примесью мочи. Со странным безразличием Моррис подумал, нельзя ли будет попроситься к прежнему сокамернику, к которому он даже успел в какой-то степени привязаться. В конце концов, убийца-шизофреник куда интереснее для долговременных научных исследований, чем заурядный растратчик или громила.
– Однако, узнав, что двух невиновных могут осудить за убийство, этот… – Фендштейг задумчиво нахмурил непробиваемый тирольский лоб, – этот чрезвычайно интересный маньяк, синьор Дакфорс, как следует из странного тона его писем, вдруг начинает испытывать угрызения совести и решает использовать свои навыки, чтобы убедить полицию в ошибке и дать понять, что здесь не убийство, а похищение. Да, воистину по воле Провидения полиция арестовала тех арабов. Это позволило нам выйти на след настоящего преступника.
Моррис опять вздохнул, уже по-другому. Если за что и следует благодарить Творца, так за то, что Он не дал ищейкам еще самую капельку, самую чуточку сообразительности. Моррис постарался изобразить непонимающий вид.
– Позвольте, полковник, но мне кажется, крайне маловероятно… хоть у меня нет, конечно, такого опыта в этих делах, как у вас… – Он помедлил, гадая, позволят ли нитки наморщить лоб. – То есть я хочу сказать, очень странно, что личность, способная хладнокровно уничтожить прекрасную девушку и приятного молодого человека, может всерьез заботиться о каких-то цветных гомосексуалах. Даже берусь утверждать: будь я на месте убийцы, меня бы их судьба ничуть не волновала.
Это была почти правда. Почти, но не совсем.
Фендштейг промолчал. Моррис вдруг подумал ни с того ни с сего: а что, если Антонелла их подслушивает? Она, несомненно, будет оскорблена такими расистскими выпадами с его стороны. Хотя какая, в сущности, чушь – все равно, что приговоренному к смерти добиваться права самолично отобрать солдат в расстрельную команду. Так же неожиданно, без всякой задней мысли, чувствуя, что игра подходит к концу, он спросил:
– И кто, по-вашему, этот жуткий убийца?
Впервые с самого начала беседы Фендштейг прямо взглянул ему в глаза. Ощущение не слишком приятное. Водянистые зрачки за блестящими стеклами без оправы напоминали какой-то музейный препарат, который нерадивые лаборанты сгноили в пробирке ради своей науки.
– Я продолжаю надеяться, синьор Дакфорс, – произнес карабинер тоном охотника, наконец-то настигшего жертву, – что именно вы, с вашим довольно-таки нездоровым интересом к кладбищам и гробам молодых девушек, просветите меня на сей счет.
Если и были в жизни Морриса моменты, которыми, независимо от исхода дела, он мог искренне гордиться, то сейчас наступил один из них. Загнанный в хитрую ловушку, прикованный к постели, припертый к стенке, обезображенный и даже не знающий, в отличие от прежних допросов, всех фактов, которые следовало сложить в правдоподобную версию, – Моррис Дакворт, как он потом вспоминал, проявил себя на высоте вопреки всему. В самом деле, без ложной скромности можно сказать – «сногсшибательное представление», хотя Моррис, разумеется, был не так глуп, чтобы приписывать успех одному себе. Потому что несомненно слышал ее голос и чувствовал ее духи. Массимина без запинки диктовала нужные слова, а он, балансируя на краю доски, под которой бушевало море, просто повторял за нею.
А за спиной у Мими стоял, надо думать… да, Сам Господь.
– Полковник, – он набрал в легкие побольше воздуха, словно готовясь к долгому спичу. – Полковник, жестоко с вашей стороны издеваться над моей навязчивой идеей, которую я и сам считаю крайне болезненной и даже отвратительной с эстетической точки зрения. Хотя мой психоаналитик утверждает, что подобный случай принадлежит к самым распространенным в мировой практике. По крайней мере, полковник Фендштейг, среди тех, кому посчастливилось любить и быть любимым.
Он помолчал, а затем, с мрачной решимостью идущего в неизвестность, шагнул с доски, ожидая самого худшего – бушующих волн, подводных камней и течений. Но лишь почувствовал, как волны стихают и позволяют ему, словно некогда – возлюбленному Спасителю, пройти, аки посуху.
Мими держала его за руку.
– Моя версия событий, если вы готовы выслушать убогого дилетанта, такова… Но почему, резонно спросите вы, я не предлагал ее раньше? Отвечу: исключительно из лояльности к компаньону и глубокого сочувствия его несчастной жене.
Он подождал, поразившись, что не испытывает даже качки, хотя как одолеть следующий вал, пока было неизвестно. Моррис, как всегда, ничего не планировал. Но в этом и крылся его дар.
Мими была рядом.
– Бобо, то есть мой партнер, синьор Позенато, в последнее время производил впечатление человека… ну, скажем так, недовольного жизнью. Он во всем подозревал подвох, постоянно и беспричинно выходил из себя. Видимо, опасался, что близкая смерть синьоры Тревизан обречет его на жалкое, как ему казалось, существование менеджера третьеразрядной фирмы, на расширение которой практически не было шансов. И хотя, – Моррис понизил голос, не отрывая глаз от ширмы, словно мог пронзить ее взглядом и обнаружить подслушивающую Антонеллу, – хотя при предыдущих беседах я это отрицал из тех соображений, о которых уже вам сказал, у меня есть причины подозревать… хотя, конечно, нет стопроцентной уверенности… В общем, Бобо больше всего нервничал из-за того, что у него была другая!
Фендштейг потирал подбородок, судя по всему, ожидая от Морриса очередной выходки, как только что с Дионизио.
– По правде сказать, Бобо регулярно отправлялся на завод, или, точнее, в свой офис по ночам. Да-да, срывался прямо среди ночи. Иной раз он казался раздраженным и озабоченным, вел себя с людьми слишком развязно или просто по-хамски, а те не могли понять, в чем дело. Отсюда нелепые слухи о наших ссорах.
– Синьор Дакфорс, простите, что перебиваю, но это все лишь субъективные впечатления, которые очень легко высказать и слишком сложно проверить.
– Если нужны доказательства, – не сдавался Моррис, – их несложно найти. Например, покупка сторожевого пса вполне могла быть связана с желанием обезопаситься во время свиданий в офисе. – Отличная идея! – Возможно, поэтому Бобо принял в штыки мое предложение ввести на заводе ночную смену. Я сейчас просто излагаю вкратце то, что уже давно подозревал…
