смутно осознавал – это начало конца.
Интерьер был близок к совершенству, мебель выстроилась ровными рядами, как надгробия на кладбище. С тех пор, как Моррис здесь жил, добавилась лишь одна деталь: резная деревянная фигурка африканского воина с огромным торчащим пенисом. Возле дивана на изразцовом полу Моррис увидал царапину – именно туда он уронил кирпич, купленный у обманщика, которому пытался помочь. На этот раз, подумал он, ущерб куда серьезнее. Неудивительно, что из его брака ничего не вышло.
Прислушавшись, он уловил за шумом экскаватора музыку на втором этаже. Ту самую мелодию, которую жена называла «звуки оргазма». Дверь на лестницу была закрыта, и даже телефон выключен из розетки. Какие еще нужны доказательства? И все же любопытство перевесило отвращение, он не смог оставаться на месте. Никакого плана действий у него не было, это вообще был полный идиотизм, но Моррис стал крадучись подниматься по винтовой лестнице, стараясь не угодить на скрипучую ступеньку. Как только его голова оказалась выше уровня пола, он глянул сквозь перила прямо в карие глаза жены.
Посреди комнаты, озаренной четырьмя светильниками, располагался низкий красный диван – последний писк моды. – Паола стояла на четвереньках, лицом к Моррису, и черты ее все больше искажались в уродливой гримасе по мере приближения к вершине. Плечистый негр нависал над нею сзади, двигаясь размеренно и неутомимо.
Без тени смущения она смотрела Моррису прямо в глаза, словно ничуть не удивилась ни его появлению, ни безобразному лицу. Наоборот, жадный взгляд, казалось, умолял не вмешиваться хотя бы до тех пор, как закончится случка. Не в силах пошевелиться, Моррис наблюдал за поруганием своего брака – и чувствовал рядом Мими. И хотя его душа была наполовину раздавлена происходящим, другая половинка испытывала глубокое удовлетворение. Он свободен. Больше не нужно себя насиловать – семейная жизнь кончилась.
Течная сука подвывала на одной ноте. Где-то монотонно жужжала пчела. Страстный визг оборвался в спазме наслаждения. Мужчина басовито заворчал.
– Надеюсь, вам обоим понравилось, – сказал Моррис, взобравшись наверх. Паола дышала, как загнанная лошадь. Кваме отпихнул ее легкое тело и поднял голову.
– А, босс, – только и произнес он. Затем пояснил без тени смущения: – А мы думали, вы еще в больнице. Эй, босс, что это у вас с лицом?
Все замолчали. Томно ныла музыка, за окном грохотал экскаватор. Кваме развернулся всем телом к Моррису; на лоснящейся от пота груди играли могучие мышцы. Обманутый муж колебался. Поскольку убить их обоих – при том, что Кваме гораздо сильнее, – явно не представлялось возможным, к нему пришло холодное равновесие. Гнев словно заледенел; и это чувство, разделенное с Мими, несло в себе зародыш неких грядущих событий. Эмбрион… Я бы отнесся к этому легче, если б она не носила моего ребенка, мысленно проговорил Моррис и сразу поправил себя: мою дочь, земное воплощение Мими!
Паола наконец отдышалась и откинулась на спинку дивана, острые кончики грудей вызывающе уставились на Морриса. Склонив голову к плечу, она – лукаво улыбнулась:
– Бедная мордашка! Слушай, Мо, не забивай себе голову разными глупостями, лучше разденься и присоединяйся к нам.
Было уже полвторого. Там, в госпитале, Дионизио наверняка беспокоится, куда подевался его английский пациент. И откуда Моррису знать, вдруг Фендштейг или Марангони докопаются, что он сбежал из больницы, и, главное, куда? Но всему приходит конец. Паола переступила черту.
– Иди сюда, – повторила она. Моррис не отрывал от нее глаз. Жена захихикала. – Я знаю, Мо, мы тебя достали, но что тут такого, в самом-то деле? Мне всегда хотелось, чтоб меня оттрахали сразу с двух концов. Ну давай же, Мо, лови момент, и нечего делать из жизни трагедию.
– Угу, – поддакнул Кваме.
Перед глазами плыл красный туман. Но дальний уголок сознания оставался поразительно ясным и трезвым, будто за Морриса думал кто-то другой. Прошли времена – в том отеле в Римини или на Сардинии – когда он был бесконечно одинок. Внутренним взором он видел кроткое круглое личико и светлый нимб над ним. Лик Святой Девы, la Vergine incoronata.
– Мы же все про тебя знаем, Мо, – в голосе Паолы появились заискивающие нотки. – Кваме мне рассказал, что случилось, и мы тебя не бросим в беде. Разве можно требовать большей верности?
Моррис открыл было рот, но это оказалось преждевременно. Мими пока не заговорила.
Паола потянулась к нему. Кваме разинул в улыбке зубастую пасть.
– Corragio, Мо, смелей. Не будь таким занудой. у к чему нам ограничивать себя? Это ж такая тоска, ты и сам чувствуешь.
– Ага, – повторил Кваме. – Мы тебя не кинем, босс, мы тебя любим. – Черная кожа очень гармонировала с красным диваном. И выглядел он ничуть не более потрясенным, чем в то утро, когда увидел смерть Бобо.
– Так ты, значит, не беременна… – выдавил Моррис.
– Ах, бедненький, дай, я поцелую твои ранки, – засюсюкала Паола и потянулась к нему.
В этот миг Мими молвила, очень четко и громко: «Неправда. Она беременна».
Услыхав ее звенящий голос, Моррис почувствовал головокружение. Комната, жена и верзила-негр расплылись перед глазами в серые тени. Но все-таки, это Паола (в тот момент уже явно снюхавшаяся с Кваме) звонила в полицию, или не она? Так же внезапно вернувшись к реальности, Моррис взял себя в руки.
– Сейчас схожу, принесу выпить чего-нибудь. Вы пока отдышитесь, да и я тоже. А уж потом получу свое, – он рассмеялся через силу. – Тогда держитесь…
Паола любвеобильно сощурилась:
– Все что захочешь, Мо. Ты только болт свой донеси в целости и сохранности.
Разбитый и окрыленный отчаянием, Моррис спустился в кухню. Казалось, коктейли смешивает чужая рука. Два высоких стакана со льдом, по три дюйма джина и тоника. Половинку лимона в каждый. А где та дрянь, что Паола принимала для снятия стресса? Вот и она. Еще бы не быть стрессу, когда она предала
