Будущее показало, что сбылось, а что не сбылось из этих пророчеств. Как и их прославленный предшественник, прогрессивные американские фантасты тоже предчувствуют призрак надвигающейся Несвободы.
Предвидение возникает на стыке знания и воображения, на неуловимой грани, где наука и вообще реальная действительность тесно смыкаются с искусством.
Высокое волнение при встрече с неизвестным, вспышка внезапного озарения, логика поисков, изящество математических выводов и ювелирных по тонкости измерений — постоянные компоненты научно-фантастических произведений.
Многое можно было бы сказать об индивидуальности творческой манеры отдельных авторов, о разнице в видении мира и оценках тех или иных событий. Но сегодня создается несколько парадоксальная ситуация. Дело в том, что и Брэдбери, провидящий в технократически бездуховном прогрессе новые страшные беды, и его антипод Азимов, убежденный в безграничном могуществе науки и безоблачном небе мира без войн, несмотря на почти диаметральную противоположность исходных рубежей, одинаково нетипичны для западной фантастики. То же в известной мере можно сказать и о других интересных, талантливых писателях, таких, как Саймак, Уиндэм, Гаррисон, Лундваль, Урсула Ле Гуин, Шекли, Саке Комацу.
Можно назвать еще многих авторов, творчество которых заслуживает самого пристального внимания. Но какими бы громадными тиражами ни выходили их произведения, они буквально тонут среди океана «фантастики» иного рода: вторичной, ловко эксплуатирующей чужие открытия, а то и вовсе лежащей за пределами художественной литературы.
Это бульварщина, наполненная призраками, чудовищами, катастрофами, убийствами, порнографией. Мутный поток «нечистой», по точному определению прогрессивных писателей, фантастики призван оглушить читателя, посеять страх и неверие в свои силы, в возможность предвидения и управления будущим.
Существуют три основные градации подобной продукции; литература (и соответственно кинематограф) ужасов и чудовищ, населенная страшилищами, гигантскими радиоактивными насекомыми, которые либо обрушиваются на Землю из космоса, либо подстерегают исследователей на далеких планетах; литература сумасшедших ученых, на разные лады воспевающая маньяков, совершивших научное открытие, грозящее уничтожением мира и полным истреблением людей, и, наконец, литература катастроф. Последняя струя наиболее полноводна. В ней живописуются взрывы сверхновых звезд и супербомб, несущих смерть цивилизации. Здесь сжигается пространство, аннигилирует вещество, ломается время, миры сталкиваются с кометами из антиматерии. Часто подобные кошмары являются не чем иным, как возрождением на атомном и космическом уровне средневекового мистицизма. У английского писателя Люиса бог сражается с Сатаной на обитаемых планетах Солнечной системы. У американца Уолтера Миллера (роман 'Гимн Лейбовицу') на испепеленной атомной катастрофой Земле первой возрождается апостольская римско-католическая церковь.
В таких произведениях — с той или иной степенью художественной убедительности — проводится идея о том, что будущее нельзя конструировать по воле человеческой, оно неизбежно, как рок, и, как правило, несет людям трагическую кончину. Эта идея имеет определенную генетическую связь с милитаризацией капиталистических стран. Смысл ее не мудрен: если наука сегодняшнего дня отдает свои лучшие силы на создание новейших видов вооружения — нейтронных бомб и крылатых ракет, то вряд ли будущее внесет изменения в сложившуюся ситуацию. Дух обреченности порождает водопад романов, повестей, рассказов, в которых Земля гибнет, объятая атомным пламенем войн. С особой яркостью это проявилось в кинематографе. Ленты типа 'Они пришли из космоса' Дона Сигеля, 'Существо из другого мира' Говарда Хаукса или «Формикула» Гордона Дугласа дали нечистой фантастике мощнейший импульс.
Побивая рекорды массовых сборов, по экранам Америки и Западной Европы вихрем пронесся фильм 'Звездные войны', виртуозно отснятый Джорджем Лукасом на студии 'XX век-Фокс'.
Произошло нечто невиданное.
У кинотеатров выстраивались длиннющие очереди, билеты перепродавались по пятьдесят долларов и выше. Всем хотелось поскорее увидеть умело сработанную сказку, в которой юный герой освобождает звездную принцессу от кошмарного дракона, то бишь действующей в масштабах Галактики гангстерской шайки.
Не успели остыть страсти, как Спилберг, прославившийся нашумевшей картиной «Челюсти», повествующей о гигантской акуле-людоеде, поставил на студии «Коламбиа» остросюжетный фильм 'Тесные контакты третьего вида', спекулирующий на нездоровом полумистическом интересе к выдумкам вроде 'летающих тарелок'.
Фильм 'Тесные контакты третьего вида', взвинтив потолок постановочной стоимости — восемнадцать миллионов — принес прибыль порядка двухсот миллионов долларов.
По справедливому замечанию американского фантаста, редактора журнала 'Энэлог мэгэзин' Бена Бова, 'фантастика неожиданно стала дойной коровой индустрии развлечений'.
Люди идут на 'Звездные войны' чуть ли не по десять раз! Студенты сбегают с лекций, чтобы посмотреть по телевидению очередной — общее число давно перевалило за сотню — выпуск серии 'Звездный рейс'.
На этой серии, которую рекламирует и журнал «Америка», стоит остановиться особо.
Первая передача была показана телевизионной сетью Эн-би-эс еще в конце 60-х годов. Предпосланный ей дикторский текст гласил: 'Космос… Последний рубеж на борту звездного корабля «Энтерпрайз». Рассчитанное на пять лет задание звездолета состоит в исследовании новых необычайных миров, в поисках жизни и внеземных цивилизаций, в бесстрашном стремлении туда, где еще не ступала нога человека'.
Вначале программа вроде бы не оправдала надежд и после 79 передач была прекращена. Но ныне 'Звездный рейс', по словам обозревателя Эдуарда Синкотта, 'превратился в культ почти космического масштаба'. Передачи транслируют по всей стране свыше ста шестидесяти телестанций.
На сегодняшний день реализовано около десяти миллионов книг, посвященных «Энтерпрайзу» и истории его создания. Повсюду продаются эмблемы, майки с изображением капитана Керка, главного героя экспедиции, игрушечные лучевые пистолеты и куклы действующих в новой космической одиссее существ- «клингонов» и «трибблов».
Когда готовился к старту американский космический корабль многократного действия, президент Форд получил свыше четырехсот тысяч писем с просьбой назвать новую ракету именно «Энтерпрайз».
Вначале фантастика разбудила интерес к исследованию космоса, затем первые космические полеты сообщили дополнительный импульс фантастике, а ныне сформированное под ее прямым воздействием общественное мнение оказало прямое влияние на саму космическую программу.
Пусть чисто внешнее. Во всяком случае круг замкнулся.
Не удивительно, что в такой атмосфере смешения вымысла и реальности фантастика сделалась 'дойной коровой'. По оценке журнала 'Паблишер уикли', только «покет-бук» — дешевых книг карманного формата — было продано за последние годы на сорок миллионов долларов. За один лишь 1975 год в США опубликовано 890 научно-фантастических книг (из них 411 оригинальных изданий и 479 переводных). В 1979 году эта цифра превысила тысячу. В пятистах университетах и колледжах читаются специальные курсы по фантастике, в Голливуде производство фантастических фильмов поставлено на поток.
Пытаясь найти разгадку очередного каприза пресловутой «мас-культуры», Синкотт замечает: 'Звездный рейс' не просто история о замысловатой технике и причудливых внеземных существах. Это прежде всего рассказ о людях, успешно преодолевающих неизвестное…
Капитан Керк, персонаж, хорошо знакомый теле- и кинозрителям, — исполненный решимости герой, идеалист, заботящийся только о своей команде и об успехе полета «Энтерпрайза». Он пользуется полной поддержкой экипажа, чей смешанный этнический состав является как бы прообразом
Какая идиллия! После полета 'Союз- Аполлон', после участия чехословацкого космонавта Владимира Ремека в историческом эксперименте с кораблями «Союз» и космической станцией «Салют», открывшем путь
