— Последнее время они были неразлучны… Не с профессором, конечно, а с ней, его сестрой.
— Ну, а с профессором-то она хоть была знакома?
— А как же! Верочка даже консультировалась с ним по оккультным вопросам… Кри-стал-ло-ман-ти- ки. — Лев Минеевич по слогам произнес, видимо, непривычное для него слово.
— Как-как? — не разобрал Люсин. — Кристаллографии? Вот уж не думал, что стару… — он поперхнулся, — что Вера Фабиановна разбирается в точных науках.
— Да. Она умеет гадать на кристалле, — с полной серьезностью подтвердил неискушенный Лев Минеевич. — У нее есть большой хрустальный шар из Франции. Только я не верю в эти фокусы, хотя должен признать…
Пока Лев Минеевич лепетал нечто маловразумительное по части волшебных свойств драгоценных камней, Люсин лихорадочно черкал свой набросок плана расследования.
«Вот она, сумасшедшинка! Яков почувствовал ее в белом снежке меркамина, в смрадном запахе трупного разложения. Но все завязалось значительно раньше, куда как раньше… Как только обмолвилась она в первую встречу про Чарскую, так словно ветер холодный прошел по ногам. Связь налицо, оказывается. На самом виду! У старухи древние ценности, редчайшие камни, а он в НИИСКе работает, опыты какие-то ставит… Как это сразу на ум не пришло, что камни, самоцветы разные, будь они прокляты, — это тоже кристаллы и прежде всего кристаллы! А за старухой ведь многие охотились… Видимо, и теперь ее сокровища кое-кому покоя не дают. Но он-то, он-то при чем здесь, Аркадий свет Викторович? Случайно у кого-то на дороге встал? Или, может, сам на что-то клюнул? Ведь неизвестно пока, что за человек, чем дышит и как живет! Ничего не известно. А может, не случайно Фома Андреевич насторожился? Он же директор, член-корреспондент, голова! Не мог он разве раскусить Аркадия Викторовича? Интуитивно понять, что он за птица. Но доказательства, чего-то реального нет, вот он и вынужден быть сдержанным. Люди-то разные бывают, чувствуют и мыслят по-разному. Все проверить, каждую версию отработать, ни единой ниточки не упустить. А старуха Чарская — это не нить! Стальной трос! Манильский канат! Словно кто-то кости бросает упорно из века в век. Ларец этот знаменитый, слуги его. Одних древние загадки гипнотизируют, других барыш влечет, и еще как влечет! Извечное проклятие рода людского! Нет ни одного знаменитого в истории камушка, который бы не был омыт человеческой кровью…»
А Лев Минеевич долдонил в трубку:
— Тогда я и говорю ей: напрасно вы, Верочка, полагаете, будто здесь не человеческого разумения ситуация сложилась. Милиция, говорю, и не такое распутывала. Я сам от товарища Люсина, от вас, значит, Владимир Константинович, слышал, что сатанинской светящейся краской в обыкновенном магазине из-под прилавка торговали и только своевременное вмешательство участкового инспектора смогло пресечь этот далеко зашедший бизнес.
— Вот именно, — с покорностью обреченного подтвердил Люсин. — Вы совершенно правы, Лев Минеевич.
Приглушенно загудел внутренний.
— Одну минуту! — сказал Люсин и прижал к другому уху зеленую трубку:
— Люсин у аппарата.
— А она мне отвечает… — оживился Лев Минеевич.
— Приветствую вас, Люсин. Ашотов говорит, — отозвалась одновременно вторая трубка.
— Подождите, пожалуйста, Лев Минеевич, я говорю по другому телефону.
— Люсин положил красную трубку на стол. — Рад вас слышать, Гурий. Что нового?
— Сперва вы скажите мне, что дала дактилоскопическая экспертиза?
— Ничего. Таких отпечатков в картотеке нет. Не знаю только, насколько это надежно. У нас было всего два пальца, причем один размытый…
— Жаль… Но насчет надежности вы зря сомневаетесь. Машина делает сравнение по одному отпечатку столь же уверенно, что и по полной карте.
— Я знаю, но, понимаете, абсолютной уверенности…
— Можете верить, Люсин. Да, очень досадно, что пациент на учете не состоит!
— Еще бы! А что у вас?
— В том-то и дело, что мы отобрали кандидатов! Четырех…
— Вот это здорово! По почерку?
— Угу. По нашему алгоритму. Я навел справки; все четверо наши клиенты. Двое — в длительном отдыхе, потому вне игры. Я так надеялся, что пальчик не подведет и вы мне сами назовете одного из оставшейся пары.
— Весьма сожалею.
— Своим известием, Люсин, вы мне испортили триумф. Имейте в виду.
— Что делать, Гурий! Может, на всякий случай еще раз проверим их отпечатки?
— Эх вы, Фома неверующий! Машина не ошибается…
— И все-таки…
— Валяйте, только имейте в виду, что шансы у вас нулевые.
— Согласен… А вашу великолепную четверку вы мне все же отдайте.
— Пару.
— Тех, что отдыхают, тоже… Всякое, знаете ли, бывает…
— И тут не доверяете? Ну титан!
— На всякий случай, Гурий, на всякий случай.
— Не будет у вас никакого случая. Ваш гастролер — пятый. Так и знайте.
— На девяносто девять процентов.
— Такова ваша степень доверия?
— Нет, в ваши ЭВМ я верю на все сто. Просто я не знаю, кто именно оставил пальцы. Любитель «Беломора» или тот страшный субъект, который, имея в кармане «Пэл-Мэл», хватается за чужой «Дымок».
— Это уже ваша кухня.
— Совершенно справедливо.
— Тогда до скорого.
— Очень вам благодарен, Гурген. За мной обед в «Арарате».
— В «Арарате» угощать буду я, вы же подыщите что-нибудь другое.
— Постараюсь обдумать ваше предложение… Не возражаете, если я заскочу к вам минут через пять — десять?
— Приходите. Жду.
— Лев Минеевич! — Люсин схватил красную трубку. — Очень прошу вас, позвоните мне завтра. Мы обо всем с вами договоримся…
Вновь загудел внутренний.
— Извините меня, Лев Минеевич, улетаю! — Не дожидаясь ответа, он утопил рычажок. — Люсин слушает, — сказал он, сняв зеленую трубку.
— Ты что это на телефонах повис? — проворчал Крелин. — Глеб не мог до тебя дозвониться. Все занято.
— Да навалилось, понимаешь ли… Ты откуда?
— Из Минздрава. Сижу в приемной.
— Ждешь начальство?.. Понимаю! Но ничего не поделаешь, Яша, так надо. Главный онколог — это шишка.
— Я это вижу воочию… Но я к тебе по другому вопросу… Приехал Глеб.
— Ну-ну?
— Группа крови АВ. Резус положительный.
— Так… Та же, что и в саду.
— Да. У сестры, естественно, такая же. Можно не проверять.
— Досадное совпадение.
— Если это только совпадение, Володя.
— Думаешь, это его кровь?
