из другой оперы».
Широкий, огороженный выбеленной кирпичной стеной двор был пуст. Сквозь грубый булыжник пробивалась чахлая ромашка. В углу, где когда-то находилась свалка, бурно росли лопухи и чертополох, курчавилась проржавевшая стружка. Несколько поодаль, на темном от пролитой смазки песочке, — машины: красная пожарка, орудовская сине-желтая «Волга» и синий милицейский «газик».
«Совсем не подходящее место для смерти, — подумал Люсин, отгоняя назойливую золотистую муху. — И небо такое бездонное и облака…»
— Потушили пожар? — спросил он, принюхиваясь. — Вроде меньше пахнет?
— Говорят, еще вчера. Боялись, что перекинется на лес. — Крелин махнул рукой в сторону бетонки. — Пал пришлось пустить.
— Пал?
— Встречный огонь.
— Знаю, — кивнул Люсин. — Стена против стены. Чтоб сам себя пожрал. Поверху огонь далеко не пойдет.
— Торфяник, он ведь изнутри горит. Кто его знает, где наружу вырвется. Пока вроде погасили. Я туда Глеба послал.
— Зачем?
— Понимаешь, — Крелин взял его под руку и потянул к воротам, — я тебе не успел рассказать. Тут начали расследование причин пожара…
— Ну, ну! — заинтересовался Люсин, все еще пристально всматриваясь в черноту невидимой лестницы. — Нас это касается?
— В том-то и дело! Боюсь сглазить, но, кажется, всплыл мотоцикл.
— «Ява»?
— Пока неизвестно. Но что с коляской — это почти точно. Его видели в разных местах.
— Когда?
— В ночь со среды на четверг и, представь себе, вчера.
— Кто видел? Они уверены, что это один и тот же мотоцикл? Номер заметили?
— Погоди, — остановил его Крелин. — Не все сразу… Если бы было что-нибудь определенное, я бы не стал тебя интриговать. Толком никто ничего не заметил, но, мне кажется, перспектива вырисовывается. На пожар, как ты понимаешь, было брошено все. Партийный секретарь, говорят, двое суток с поля не уходил. Силой увели, когда телогрейка на нем задымилась. В таких условиях не до расследования было. Не до жиру, как говорится… Но как только чуточку поутихло, местные ребята взялись за дело и начали опрашивать очевидцев — всех, кого только смогли. Естественно, напирали на первые признаки: дым, начальные очажки и все такое прочее.
— Понятно. — Люсин покорно дал себя увести.
Они вышли за ворота и остановились возле черной новенькой «Волги» с антенной на крыше.
— Поедем? — спросил Люсин, открывая заднюю дверцу.
— Погоди. Я тут с Глебом условился встретиться.
— Ладно. — Владимир Константинович захлопнул дверцу и наклонился к шоферу, уткнувшемуся в «Манон Леско». — Не устал ждать, Николай Иванович?
— Для нас это отдых, — довольно ухмыльнулся шофер и, приспустив стекло почти до конца, высунулся наружу. — Места-то какие были, Константиныч! Райская благодать! И в одну секунду все сгорело… Жалко. Я тут осенью как-то с ружьишком баловался. Уток — видимо-невидимо. Сколько выводков погибло, мама моя родная!
— Выводков? — Крелин бросил спичку, которой ковырял в зубах. — Одного леса триста гектаров выгорело… Так-то!
— Продолжай отдыхать. — Люсин кивнул шоферу, который тут же раскрыл заложенную пальцем книгу. — Учись на ошибках кавалера де Грие, Коля… Так что мотоциклет? — спросил он, подходя к Крелину.
— Его видели человек пять-шесть. Но выяснилось это не сразу. Когда стали опрашивать, не заметил ли кто посторонних — рыболовов, охотников, грибников, туристов и все такое прочее, — выяснились любопытные вещи. Двое обратили внимание на старый «Москвич-403», несколько человек упомянули про какую-то бабу с лукошком, одна девка вспомнила, что накануне пожара встретила в лесу шикарного стилягу со спиннингом, и, наконец, старый дед-сторож упорно обвинял в предумышленном поджоге алкаша-механика с Милежей, уволенного за дебоширство. Все это лично нас мало интересует, и я особенно не углублялся. Зато когда разговор зашел о мотоцикле, сразу навострил ушки. — Крелин вынул записную книжку. — Значит, так: сезонная работница с участка Новоозерное определенно заявляет, что видела мотоциклет, проезжавший через торфяное поле, затем…
— Когда? — остановил его Люсин.
— Рано утром в четверг. Говорит, что уже светать начало.
— Она что, дежурила там специально?
— Это и меня заинтересовало, — улыбнулся Крелин. — И ребят из пожарной инспекции тоже. Но четкого объяснения они так и не получили.
— Свиданка, что ли? — догадался Люсин.
— Видимо, так, — продолжая улыбаться, подмигнул Крелин. — Ночи-то, ночи какие стояли! Соловьи поют, сено кругом благоухает, полнолуние…
— А с ней кто был?
— Вот ты ее и порасспроси! Фамилия у меня записана, может, тебе больше повезет.
— Молчит?
— Я-то ее не видел. — Расщепив спичку, Крелин сделал себе еще одну зубочистку. — Но пожарники говорят, что молчала, как партизанка. «Одна, — твердит, — на поле была. Соловья слушала».
— Поле далеко от поселка?
— Километра четыре будет.
— Понятно… Специально затемно встала, орнитолог-любительница. Место указать может?
— У скирды. — Крелин засмеялся. — Это она показала точно.
— След протектора есть поблизости?
— Какой след? Какой протектор? Перекрестись, дорогой товарищ! Все поле к чертям собачьим выгорело!
— Да, верно… я забыл. Сгорели следы, улетучились.
— Не все, — насупился Крелин и выразительно кивнул на ворота, за которыми желтел в тени березы старый двухэтажный особнячок.
— Не все, — согласился Люсин. — Что же рассказала она, эта новоозерская вакханка? Что она видела?
— Мотоциклет с коляской.
— Было ведь не так светло?
— Темень! И еще туман. Но она утверждает, что мотоциклист проехал в двух шагах от скирды, потому и увидела. «Рядом протарахтел, — ее собственные слова. Надымил бензином. И кто бы это мог быть?»
— В самом деле, кто?.. А она не сочиняет?
— Зачем ей?
— Верно, конечно. Незачем. Скирды на торфяном поле — это обязательно?
— Спрашивал. — Крелин выплюнул спичку. — Зуб что-то заныл… Пожарники объяснили, что сено было сложено на окрайке. Там, где косили.
— Не очень-то подходящее соседство: сухое сено и торф.
— Это их дело. Да и какая, собственно, разница? Что в лоб, что по лбу. И то горит и это.
— Больше она ничего не сказала?
— Нет. Мотоцикл с коляской и на нем два мужика: один — за рулем, другой — позади.
— Позади или в коляске?
— Говорю со слов пожарников.
— Это уже интересно. Как полагаешь?
