с напряженным, неестественно одеревеневшим лицом и молчал.
Когда следователь спросил, наконец: «У вас есть что-нибудь ко мне?» — Иосиф Ильич понял, что ведет себя глупо, бездарно, недопустимо. Его охватило отчаяние, смешанное с обидой и досадой на себя. Он пытался было что-то сказать, но вырвался только короткий странный хрип. Потом с большим трудом произнес:
— Не знаю… — и пошел к выходу.
9
После ОБХСС Черныш поехал прямо в институт криминалистики. На несколько минут он заскочил к Захарову. Тот шумно ему обрадовался. Но тотчас же начал говорить о каких-то делах.
— Ладно, ладно, все потом, — отмахнулся Черныш. — Володя, скажи, где мы держим наши фальшивки?
— Как где? — удивился Захаров. — Все там же, в металлическом сейфе.
— Вот здесь?
Черныш внимательно посмотрел на массивный красный шкаф в углу комнаты.
— А часики?
— И часики тоже. Все материалы по этому делу там.
Черныш приблизился к шкафу и стал его разглядывать.
— Включи верхний свет, — сказал он, — а то здесь темно, как в старой России. И вообще, какого черта ты сидишь без света, ведь облысел весь?
— Заблуждаешься, — ответил Захаров, включая свет. — Как раз ночью-то волосы и растут, а днем вылазят.
— Ладно, ладно, — сказал Черныш, доставая лупу и рассматривая стенку возле шкафа.
— Ты что, рехнулся? — спокойно заметил Захаров. — Что ты там ищешь? Следы преступления? Я тебе дам ключ, можешь открыть и проверить. К чему эти сыщицкие ухватки? В сейфе все в порядке.
— Ты так думаешь? — усмехнулся Черныш.
Захаров оторопело замигал глазами, затем бросился к столу, выдвинул один ящик, другой, начал что- то искать. Бумаги летели на пол, один лист залетел в узкую щель между шкафом и полом и оттуда его уже, конечно, не извлечь, а, наверное, это важная бумага и где-нибудь ее ждут.
Захаров рылся торопливо и мучительно медленно. Наконец его худая спина распрямилась. Он нашел ключ и бросился к сейфу, но Черныш остановил его.
— Стой, не торопись, старик!
Захаров молча уставился на него.
— Нужно пригласить Гладунова, — нахмурившись, сказал Черныш.
Захаров позвонил по телефону.
— Срочно, да, очень срочно. Нет, дело не терпит отлагательств. Здесь Черныш, Да. Хорошо. Сейчас они придут, — сказал он и отвернулся.
— А почему, собственно, ты так торопишься? — с недоумением спросил Черныш, — разве ты…
— На такое обвинение я отвечаю только действиями, — резко ответил Захаров. Кончик носа у него побелел.
Черныш удивленно вылупил глаза. Потом дико захохотал.
— Ты подумал? Я тебя… — он бросился к Захарову и стал мять его в объятиях. Тот сердито отбивался.
— Отстань, чумной! Мало тебя по голове били! Ведь задавишь, отстань, говорю…
Но уже улыбался, со стыдом и радостью чувствуя, в какое глупое положение попал.
Гладунов застал их веселыми, оживленно разговаривающими,
— Вы за этим звали? — спросил он. — Хотите показать свое хорошее настроение?
— Нет, нет! — Черныш встал. — Дело серьезное, Тихон Саввич, очень…
— Присядьте, пожалуйста, — предложил Захаров. Гладунов недоверчиво оглядел Черныша.
«Давай, давай, — говорили его чуть близорукие глаза. — Выкладывай, мальчик, что там у тебя, а мы посмотрим».
Черныш примерно знал, что думает каждый из них, и это доставляло ему удовольствие.
— Помните, Тихон Саввич, как удивительная идентичность фальшивок и часов натолкнула меня на мысль о том, что мы имеем дело не с обычным преступлением, а с загадкой, тайной природы? Вы не согласились со мной и, наверное, остаетесь на своих позициях до сих пор. Но в подтверждение своих мыслей я получил новые материалы и сейчас их покажу.
Гладунов пожал плечами. Наверное, все же молодежи от жизни нужно нечто большее, чем истина. Им нужна еще и ложь успеха, треск славы, барабаны известности…
— Во-первых, книга. Воспоминания немецкого антифашиста, узника лагеря смерти Захсенхаузена. События, сходные с нашими. К этой книге прилагается перевод.
Гладунов взял книгу, посмотрел обложку, сказал:
— Что еще?
— Вам этого мало?!
— Вы сказали во-первых. Значит, должно быть и во-вторых?
Черныш помолчал.
— Будет и во-вторых, но… здесь есть риск.
— Давай, давай.
— Значит так, — Черныш подумал. — Я утверждаю, что в Институте криминалистики произошла кража… нет, исчезновение следственных материалов.
— Ты понимаешь, что говоришь? — тихо спросил Захаров.
— Погоди, — остановил его Гладунов. — Ты сказал кража, потом исчезновение. Как понимать это?
— Я пошутил, — быстро поправился Черныш. — Речь идет об исчезновении. Только об одном исчезновении…
— Так, — Гладунов прищурился, — О каких материалах идет речь?
Скрывая улыбку, Черныш опустил голову, потом ответил:
— Прошу учесть, я целую неделю отсутствовал и только сейчас первый раз за все это время пришел в институт.
— Учтем. О каких документах идет речь?
— Я говорю о золотых часиках швейцарской фирмы, которые были изъяты из комиссионных магазинов по делу о фальшивых деньгах.
Захаров шагнул вперед и протянул Гладунову ключ.
— Проверьте!
У Гладунова лицо моментально сделалось серым и скучным.
— Вообще-то, — нехотя протянул он, — у нас по таким вопросам существует специальная комиссия, но все же… Ну, хорошо, откройте сейф!
Захаров шагнул вперед, деревянно и напряженно, вставил ключ и резко повернул. Послышался скрип, но ключ не поддавался. Анатолий Павлович быстро потерял свою скованность, ожесточенно силясь провернуть ключ.
— Заело что-то, — пробормотал он. Лицо его покраснело от натуги.
Наконец, Гладунов позвонил и вызвал слесаря с электродрелью. Через несколько минут замок был рассверлен. Но никто из присутствующих не решался взяться за ручку сейфа. Все сосредоточенно смотрели на металлические опилки, серой горкой павшие на пол, на израненную дверцу сейфа и молчали.
Черныш молчал, потому что не должен был касаться этой ручки. Захаров потому, что очень не любил новых неожиданных дел и ощущений. Даже когда его жена меняла старое платье на новое, он испытывал скрытую горечь и раздражение.
