11 августа. Ординаторская
— Ну, как успехи, коллега? — Главврач улыбался и довольно потирал руки. — Как успехи? — снова спросил главврач, открывая окно. Высунувшись наружу, он шумно вдохнул теплый воздух. Снял полковничий китель, ослабил галстук.
— Последний анализ сыворотного натрия дал чудовищный результат. Доза, вероятно, составила одну-две тысячи рентген. В крови наблюдается катастрофическое падение моноцитов и ретикулоцитов.
— Три-четыре дня, не более. А?
— Возможно, что и раньше… Как обстоит дело с нашими бумагами?
— Генерал связался с высшим начальством. Разрешение уже получено.
— Спасибо, профессор.
— Помилуйте, коллега, за что?
11 августа 19** года. Утро.
Температура 39,0. Пульс 102. Кровяное давление 160/110
Дениз! Ты все же приехала… Как ты услышала меня, Дениз? Я приснился тебе ночью? Или ты вдруг увидела меня в толпе, бросилась догонять, расталкивая прохожих и спотыкаясь, но я вдруг пропал, растаял в воздухе? Ты молчишь… Ты сама растаешь сейчас, уйдешь от меня. Спасибо, что ты пришла хоть на минуту. У меня жар, и ты просто привиделась мне. Но все равно спасибо.
Помнишь нашу звезду, Дениз? Я не сказал тогда тебе, что знаю ее. Это было не в этой жизни, в другом времени, а может быть, и в ином пространстве. Дикие индейцы, живущие в Амазонас, из поколения в поколение передают сказку о юноше и звезде. Ты знаешь ее. Только не догадываешься, что это было с нами в далекие времена.
Как-то ночью взглянул я на небо и увидел там голубую звезду. Она светила спокойно и ярко, и грустный луч ее проникал прямо в душу. Я влюбился в звезду и, упав на колени, позвал ее. И долго смотрел потом на небо, тоскуя по холодной и светлой звезде. В слезах вернулся в мой вигвам и упал на циновку. Всю ночь мне снилась прекрасная звезда. И сон был томителен и сладок какой-то удивительной реальностью. Но среди ночи я внезапно проснулся. Мне показалось, что кто-то смотрит на меня пристально и долго. В черной тени я увидел девушку с ослепительно синими глазами.
— Кто ты? Уйди! Сгинь, — прошептал я в испуге.
— Зачем ты гонишь меня? — тихо и кротко спросила она. — Ведь я та звезда, которую ты хотел спрятать в свою калебасу.[13] Звезды тоже женщины, и они не могут жить без любви и тепла.
Я так напугался, что долго не мог говорить и только глядел на нее сквозь слезы.
— Но тебе ведь тесно будет в моей калебасе! — сказал я наконец, протягивая к ней руки.
Она покачала головой, и синие блики заскользили вдоль тростниковых стен.
'Но тебе ведь тесно будет на моем велосипеде! Я и сам уже еле помещаюсь на нем. Вдвоем мы вообще не уместимся.
Ты покачала головой и полезла на раму. Сколько лет тебе было тогда, Дениз? Двенадцать? Тринадцать?'
Я открыл калебасу и впустил в нее звездную девушку. У меня было теперь свое маленькое небо, с которого светила самая прекрасная звезда.
С тех пор я лишился покоя. Целыми днями бродил я и все думал о девушке-звезде, которую позвал с неба. А ночами она выходила из тесной калебасы, и до рассвета сверкала ее красота.
Как-то она позвала меня на охоту в ночной лес. Мы долго шли с ней звериными тропами.
Так дошли мы до высокой и стройной пальмы.
— Влезь на пальму, — сказала она.
Я послушно полез, преодолевая боязнь и каждую секунду рискуя свалиться. И, когда я достиг уже первых ребристых листьев, она крикнула снизу:
— Держись! Только крепко держись!
Как голубая колибри, взлетела она на вершину и ударила по стволу веткой. Пальма стала вытягиваться и вытягиваться и коснулась наконец самого неба. Она привязала пальму к небу и протянула мне руку. Я осторожно вступил на небо, но голова моя закружилась.
Вдруг я услышал музыку. Бодрые звуки веселой пляски, которую исполняют после удачной охоты на тапира.
— Только не вздумай глядеть на пляски! — сказала она, оставляя меня одного.
— Куда ты? — спросил я, но она уже исчезла.
И я остался стоять перед пустотой, а сзади гремела веселая пляска и слышался смех. Не в силах сдержать любопытство, я обернулся. Это плясали скелеты.
Я задохнулся от ужаса и побежал в пустоту. Но тут возвратилась она и стала бранить меня за то, что
