Николя продолжил вопрос.
— Когда вернулся виконт, вы были в очках?
— У меня, кажется, совсем не было времени их снять. Но если бы я их снял, я бы вообще ничего не разглядел. Он пронесся мимо словно пуля и побежал наверх, перескакивая через ступеньки.
Пикар снова убрал очки в карман.
— По правде сказать, месье, я надеваю их лишь для того, чтобы почитать часослов или «Комментарии» месье де Монлюка, которые подарил мне граф. Этот маршал был настоящим героем…
Николя, более всего не любивший, когда его свидетели отклонялись от темы, прервал его:
— В его привычках было входить, не говоря ни слова?
— Вовсе нет, месье. Он всегда был приветлив и словоохотлив, всегда рассказывал мне и про своих старых друзей, и про обидчиков. Хотя вот уже несколько месяцев он казался более обычного скрытным.
— Скрытным?
— Да, он был скован, терзаем беспокойством, жалко и вымученно улыбался. Я даже говорил себе: «Пикар, это не предвещает ничего хорошего». У меня на такие вещи чутье. Помню, однажды в маленькой деревушке…
— А что, по-вашему, было причиной его грусти?
— Мне не положено знать. Я только чувствовал.
Пикар замкнулся. Он прикусил губу, словно сказал уже слишком много.
— Продолжайте, я вас слушаю.
— Мне больше нечего сказать.
Пикар казался грустным и теребил пальцами косичку. Николя понял, что сейчас из него уже ничего не вытянуть.
— Пикар, — мягко произнес он, — мне необходима ваша помощь. Я не хотел бы огорчать месье де Рюиссека, позволив ему увидеть своего сына в таком ужасном состоянии. Пока мои люди будут выносить тело, позаботьтесь о том, чтобы ваш хозяин не покидал своих покоев. Как только все будет закончено, я дам вам знать и извещу графа о предпринятых нами действиях. До того времени вы должны хранить молчание.
Пикар уставился на него мутным взглядом.
— Что вы собираетесь сделать с месье Лионелем?
— Если вы желаете знать, мы хотим, чтобы его родители, когда будут прощаться с телом, не испытали шок от ужаса. Итак, могу я на вас положиться?
— Старый солдат выполнит ваши приказания, месье.
Провожая Пикара, Николя спохватился:
— А этот Ламбер, — спросил он как бы между прочим, — он, похоже, честный и верный слуга…
Пикар поднял глаза, его рот скривился. Он выставил вперед нижнюю губу в недовольной гримасе, казалось, не соглашаясь с утверждением полицейского.
— Об этом судить моему хозяину.
Николя отметил, что эта фраза не относилась к виконту де Рюиссеку.
— А вы? Что вы о нем думаете?
— По правде говоря, я не вижу ничего хорошего в этом лживом прохвосте. Избалованный ребенок и отец бесхарактерного сына, граф подчиняется тому, кто всем ему обязан, и потворствует всем его капризам.
— Графу известно о ваших чувствах?
— Да что вы! Такой маленький человек, как я, — что я значу? Как я могу соперничать с такими достоинствами? Месье Лионель был им очарован. Слуга своего лакея, увы, месье. И говорить об этом с генералом не так легко…
— Вы видели его сегодня вечером?
— Кого? Ламбера? Конечно, месье. Когда месье генерал-лейтенант попросил моего хозяина удалиться в свои апартаменты, я проводил его, затем снова спустился вниз и сел в коридоре. Через какое-то время я увидел, как вошел Ламбер. Он сказал, что проснулся от какого-то шума. Он направлялся прямо к вам.
— Много ли путей ведет во внутренние покои?
— Через дверь, выходящую на главный двор, через парадный подъезд и поверху.
— Поверху?
— Через чердак, под сводом крыши, где сушится белье. Из комнаты прислуги туда ведет маленькая лестница. Мы пользуемся ею ночью, когда все двери в комнаты закрыты.
Николя записал все эти подробности в записную книжку.
— Ламбер вел себя как всегда?
— Да, более или менее. Но у меня не было привычки за ним наблюдать.
— Ничто вас не смутило в его виде?
— Увы, месье, вы же понимаете — я едва разглядел его в этих огромных коридорах, он был почти как тень.
— Благодарю вас, Пикар. Вы очень мне помогли.
Мажордом попрощался с Николя кивком головы, как военный. Уходя, он помедлил и наконец выпалил:
— Месье, найдите того, кто сотворил это с нашим мальчиком.
— Найду, будьте уверены.
Николя посмотрел вслед старику, удалявшемуся, как тому казалось, бодрым строевым шагом. На самом же деле в его фигуре читались боль и страдание. В памяти Николя возник еще один старый солдат; тело, висящее в одиночной камере Шатле, воспоминания об этой картине не одну ночь мучили его угрызениями совести…
Допрос Пикара и в самом деле оказался полезным. Тело убитого было опознано. Наблюдения мажордома относительно печали виконта совпадали с показаниями Ламбера. Привязанность Пикара к виконту никак не влияла на верность его суждений. И наконец, оценка личности лакея, данная им, совпадала с ощущениями Николя. С некоторых пор Николя стал более осторожным в вынесении категоричных суждений. Влияние Ламбера на своего хозяина было неоспоримым фактом, оставалось только узнать, в каком направлении — благотворном или пагубном — оно распространялось. И все же, ничто не доказывало, что лакей узнал о смерти своего хозяина прежде, чем оказался в его апартаментах.
Оставалось только как можно скорее увезти тело, но после одной предварительной формальности — проверки содержимого карманов убитого. Стараясь не глядеть на искаженное лицо, Николя методично приступил к делу. Урожай оказался небогатым: несколько экю, серебряная табакерка, обрывок розовой ленты и печать из красного воска. В карманах плаща, брошенного на кровать, он обнаружил свернутый влажный носовой платок и немного крошек какой-то похожей на уголь субстанции, которая не растаяла от влажности. Осмотр шляпы — вытряхивание и исследование всех ее углов — не дал ничего особенного.
Николя вышел в коридор к Бурдо и, распорядившись отпустить Ламбера, потащил инспектора в комнату.
— Вы что-нибудь узнали?
— Избалованный ребенок, завистливый слуга и дурное влияние, — ответил Бурдо. — Похоже, он и вправду узнал о смерти своего хозяина от мажордома.
Инспектор оставил при себе еще несколько замечаний, не будучи уверенным в их важности.
Далее все последовало согласно неизменному ритуалу. Тело подняли, уложили на носилки, накрыли темным покрывалом и унесли. В последний раз осмотрев комнату и потушив свечи в канделябрах, Николя закрыл за собой дверь и аккуратно опечатал вход. Ключ от комнаты отправился в карман Николя, к вещам из карманов виконта и пистолету, найденному возле тела. Он действовал, не думая о том, что делает, почти машинально. За недолгое время своей службы в полиции он уже множество раз выполнял эти многочисленные формальности, каждый раз осознавая их мрачный характер.
Он отправил Бурдо проверить, свободна ли дорога, наказал носильщикам спускаться как можно более бесшумно. Он надеялся, что граф де Рюиссек не заметит их ухода. Он вспомнил, что окна со стороны фасада во время их приезда, кажется, были закрыты. Полицейские кареты стояли на улице, шум от них не проникал
