— Как вы считаете, роды прошли нормально? — задал вопрос Бурдо. — Иначе говоря, есть основания предполагать, что был сделан аборт?
— Трудно сказать. Кожные складки в области живота, без сомнения, наличествуют, причем такие, какие бывают у родивших женщин. Впрочем, когда производят аборт на поздних сроках, следы иногда остаются те же, что и при родах, и следы этим тем выраженнее, чем большим был срок беременности.
— Значит, — заключил Бурдо, — мы не можем с точностью сказать, идет ли речь о родах или об аборте при позднем сроке?
— Нет, — ответил Сансон.
Николя принялся размышлять вслух.
— Есть ли у нас основания поместить труп на ледник и приступить к официальному расследованию? Не лучше ли оставить его там, где его обнаружили, и приставить к нему ловкого соглядатая? Ведь тогда его, в конце концов, опознают родственники. Доставив тело сюда, мы нарушили естественный ход событий и усложнили нашу задачу…
Бурдо возразил ему.
— Ну, и как бы мы выглядели с нашими обвинениями? Семья точно подняла бы шум! И прощай вскрытие! Нам бы немедленно доказали, что она погибла в давке. Более того, мы бы никогда не узнали, что несчастная недавно родила! Я предпочитаю истину, увиденную собственными глазами, нежели ту, в которую меня заставляют поверить.
Уверенность инспектора помогла Николя прогнать одолевшие его сомнения.
— К тому же, — заключил Бурдо, — как говорил мой отец, заботившийся о королевской своре для охоты на кабана, теперь мы вооружены, и достойно встретим кабана, даже если он попытается выдать себя за оленя. Но кто бы ни оказался виновником убийства, расследование обещает быть непростым.
— Друзья мои, — начал Николя, — как мне благодарить вас за то, что вы своими знаниями согласились осветить мне путь в этом запутанном деле? Вы знаете, — прибавил он специально для Сансона, — господин де Ноблекур давно приглашает вас на ужин, но вы постоянно отказываете ему.
— Господин Николя, — ответил Сансон, — его приглашение уже делает мне честь и преисполняет меня радостью и признательностью. Возможно, настанет день, когда я приму его.
Оставив Семакгюса и Парижского господина оживленно дискутировать о сравнительных заслугах двух предшественников новой судебной медицины, Беккера[16] и Баузмана[17], комиссар и его помощник, задумавшись, молча спустились по лестнице и вышли под своды Большого Шатле. Разразилась долгожданная гроза, и теперь ручейки грязной воды, несущие отбросы, затопили проезжую часть улицы. Бурдо чувствовал, что Николя что-то беспокоит.
— Я не могу понять, что могло заставить молодую женщину так тесно зашнуровать корсет, — наконец, задумчиво произнес комиссар.
III
«У ДВУХ БОБРОВ»
Прошлое уже ушло, будущее еще не настало,
А настоящее медленно струится между жизнью и смертью.
Николя посвистел, и к нему моментально подъехал фиакр. Им предстояло вернуться на площадь Людовика XV, точнее, туда, где сложили тела, дабы отыскать опечаленное семейство, разыскивающее девушку или молодую женщину, ибо у трупа, закутанного в полотно и оставшегося лежать в Мертвецкой, не было обручального кольца.
На улицу Сент-Оноре экипаж ехал по набережным, старательно объезжая притоны, расположившиеся на улицах Пти-Бурбон и Пули, протянувшихся вдоль старого Лувра. Николя созерцал соседствовавшее с королевским дворцом скопление грязных подозрительных лачуг, где процветали всевозможные недуги, как телесные, так и умственные.
Одна сторона улицы Сент-Оноре являла собой череду модных лавок, откуда диктовали моду всему городу. Каждый новый сезон из этих роскошных магазинов искусные ремесленники отправляли в далекие северные королевства, включая Московию, на юг и даже в сераль турецкого султана фарфоровых кукол, причесанных по последней моде, тщательно одетых и с богатым приданым, являвшим собой уменьшенные модели новейших фасонов одежды. Другая сторона, ближе к рынку, была посвящена соблазнам более приземленным. Ресторан в особняке Алигр, знаменитый храм чревоугодия, открытый годом раньше, выставлял в окне окорока и колбасы. Однажды вечером Бурдо повел туда Николя отведать новомодное блюдо — страсбургскую кислую капусту. Это блюдо получило одобрение Медицинского Факультета, характеризовавшего его как пищу «освежающую, помогающую против цинги, производящую очищение лимфы и способствующую кроветворению». Славилась также и тамошняя форель. Выловленную в Женевском озере, ее варили живьем, с приправами и уксусом, и в этом отваре доставляли в заведение; говорили — и де Лаборд это подтверждал — что когда повозка с форелью, отправленная в Версаль, запаздывала, король приказывал задержать обед.
Но вот показались Оранжерея, и возле нее монастырь капуцинов; покрытая черной сланцевой черепицей, крыша монастыря блестела после дождя, отбрасывая серые блики. Фиакр двинулся в сторону улицы Шевийи, затем выехал на улицу Сюрен и вскоре подъехал к кладбищу прихода Мадлен. Подступы к кладбищу охраняли французские гвардейцы; они преграждали доступ на его территорию и прилегавшие к ней улицы плотной мрачной толпе, молчаливо топтавшейся напротив кордона. Экипаж замедлил ход, не в состоянии проехать сквозь скопление людей; Николя постучал кулаком в переднюю стенку кузова, и когда кучер остановился, вышел из кареты. Ему навстречу шагнул человек в черном платье советника: Николя узнал в нем Мютеля, комиссара квартала Пале-Руаяль. Комиссар пожал Николя руку, а двое сопровождавших его помощников поклонились. Один из них, господин Пюисан, отвечал в ведомстве Сартина за спектакли и иллюминацию; другой, господин Оше де ла Терри, являлся его помощником, и оба принадлежали к давним знакомыми Николя.
— Мой дорогой собрат, — начал Мютель, — господам, пребывающим под моим началом, поручено упорядочить процедуру опознания тел. Тут так мало места, что если мы позволим подойти всем сразу, это приведет к очередному столпотворению и новым жертвам. Полагаю, вас прислал к нам на помощь господин де Сартин?
— Не совсем так, хотя мы, разумеется, в вашем распоряжении. Речь идет о расследовании, связанном с обнаруженным сегодня ночью подозрительным трупом. Поэтому нам необходимо посмотреть… Полагаю, у вас есть списки?
— Разумеется, мы составили списки всех, кого удалось опознать по тем или иным признакам; еще есть список тех, кого опознали родственники, и список примет тех, кого мы пытаемся опознать с помощью этих самых примет. У многих лица превратились в бесформенное кровавое месиво, и опознать такие трупы надежды мало. А тут еще и ливень… вряд ли мы сможем долго хранить тела… Но в Мертвецкую они все не поместятся!
Приблизившись к Николя, комиссар, понизив голос, справился о здоровье Сартина.
— Ах, дорогой мой, вы же знаете, simplicitas ас modestiae imagine in altitudinem conditus studiumque litterarum et amorem carminum simulans, quo velaret animium[18]…и не менять при этом париков…
Когда их слова не предназначались для чужих ушей, оба комиссара, будучи страстными любителями изящной словесности, с удовольствием поддерживали разговор при помощи латинских цитат.
— Bene[19]. Действительно, необходимо выявить виновников! И уверенность, что он это понимает, меня вдохновляет. Конечно, положение серьезное, но он выпутается. Хотелось бы как можно скорее узнать истину. И тогда ложь и зависть увязнут в собственной трясине!
И, подмигнув, добавил:
