– Это мы поняли. Передай ему, что шутки кончились. Если в следующее воскресенье не принесет пятьдесят штук, вот это я заберу. – И верзила указал на висевший на стене этюд Коровина. Словно бы на самом деле знал цену этой вещи. Илья подробно объяснил, на что нужно показать, и неандерталец показал правильно.
После этого «товарищи» ретировались. Старушка заперла дверь и села в кресло.
Наталья Львовна потянулась к нитроглицерину. Такие же точно вторжения она пережила в девяностые, когда пытался встать на ноги ее старший, неудачный сын. Оказалось, что благополучие ее младшего лишь видимость. Она обманывалась в нем. А он так ловко маскировался и манипулировал ею. Он тоже спутался с уголовниками и тоже сядет, или его найдут, и тогда…
Наталья Львовна упала, так и не дотянувшись до нитроглицерина.
Когда зазвонил телефон, она его еще слышала и чувствовала, что это звонит Денис, но только моргала, доползти до телефона уже не смогла.
Старший брат пробовал дозвониться до Дениса. Но ни мобильный, ни домашний не отвечали. Днем он проезжал мимо родительской квартиры и увидел, что во всех комнатах горит свет. А его мать ненавидела, когда жгут лишний свет, и всегда его за всеми выключала. Поэтому он решил зайти ее проведать. На звонки мать не открыла, но он точно знал, что она никогда не ушла бы, оставив в квартире свет. Пришлось вызывать слесаря.
Наталью Львовну похоронили через три дня. Где в это время был Денис, никто не знал.
Настя раздумывала над своей ситуацией. Раньше ей казалось, что когда она получит наследство, то обеспечит себя и детей до конца жизни. Ради этого она украла чужого ребенка. Правда, может быть, она его тем самым спасла. Она не знала, сможет ли любить его по-настоящему, она и про своих не могла точно сказать, любит или нет. Материнство еще не пустило в ней корни. Но у мальчика будут сестры и дед, который любит его до потери сознания. Дед еще не очень старый и вполне крепкий.
Но дело было не в детях, главное – она, Настя, рассчитывала получить много денег, а с этими деньгами – огромное счастье в виде всевозможных материальных благ, которые по-прежнему ввергали ее в трепет и том ление. Вот и сейчас она мечтала о перстне «Картье» с рубиновым сердцем и бриллиантами. Мечтала до одурения. Но кольца этого ей не видать как своих ушей. И после получения ста тысяч ситуация не улучшится. Сколько можно купить колец на жалкие сто тысяч баксов? Двадцать, всего двадцать. А Настя хотела прожить долгую и счастливую жизнь. Или эта смехотворная система ежемесячных подачек, которые, может быть, устроили бы бывших жен. Но только не ее. Или этот убогий пансионат у черта на куличках? Чтобы его выгодно продать, в него надо вложить кучу денег.
У этой истории наверняка могло быть другое продолжение. И это продолжение следовало немедленно начать придумывать.
Настя и раньше задумывалась, кто и за что убил ее мужа. Но для Шамиля эта тема была табу. Он упорно не разговаривал с ней об этом. Она подозревала, что он именно потому так обрадовался внуку, что рассчитывает вырастить из него кровного мстителя. Уж это как пить дать.
Она снова созвонилась с Робертом и назначила ему встречу. Тот подумал, что она хочет обсудить доверительное управление, и согласился охотнее и быстрее, чем в первый раз.
Настя успокоила Роберта, сказав, что именно к этому варианту, к доверительному управлению, она и склоняется. Роберт, в мгновение ока превратившийся из держателя семи процентов акций в хозяина компании, расслабился и стал оказывать Насте знаки внимания. Она действительно ему нравилась. Воспользовавшись его мягкостью, Настя принялась расспрашивать об убийстве.
Оказалось, что, хотя доказать ничего не удалось, совершенно точно известно, по чьему приказу был убит Руслан. Роберт назвал Насте имя. Это был хоз яин крупного холдинга, земляк Руслана и Шамиля. И к обычаю кровной мести здесь примешивались еще и деловые мотивы. Заказчик хотел получить бизнес Руслана, но тот сопротивлялся, не желал его продавать. И сейчас, в период ожидания вступления в наследство, компаньоны Руслана отдыхали. В этот период продать акции по закону было невозможно, поэтому наезды пока прекратились. После убийства некоторые компаньоны подумывали продать заказчику свои акции, но мелкие пакеты его не интересовали. И, кроме того, действовало правило, по которому желающий продать акции прежде всего должен был предложить их компаньонам. А те уж, конечно, этого не позволили бы.
Роберт со своей стороны был против сотрудничества с убийцей, и доверительное управление было бы для него лучшим выходом. Он пресек бы все поползновения компаньонов на корню.
Но Настю совершенно не заботили его расклады. У нее были свои собственные. Теперь она знала, кто хочет купить контрольный пакет. И знала также, что Шамиль никогда не пойдет на такое. И она никому не собиралась говорить об этом. Но главное, она пока еще не представляла, как преодолеть это дурацкое правило преимущества других акционеров при продаже акций.
Придя домой, она убедила Шамиля, что пора провести решительный разговор со старшими женами, пригласив на него Роберта как представителя фирмы. Шамиль осторожничал, убеждал Настю, что еще не время. Однако Насте, для того чтобы вести переговоры с в рагом Руслана, требовался готовый, заверенный нотариусом отказ всех наследников в ее пользу. Без такой бумаги с ней никто не станет разговаривать. Но вслух она мотивировала свое желание ускорить события стремлением заранее решить, какой вариант предпочтительнее – деньги сразу или ежемесячные выплаты. Она хотела побыстрее увидеть реакцию бывших жен на предлагаемые суммы и условия, а присутствие Роберта избавляло ее от подозрений в нечестной игре.
Встреча была назначена и проведена на следующий ден ь. Роберту она сказала, что убедит бывших жен в правильности доверительного управления, а Шамиль уже на ее стороне в этом вопросе. Однако ему, Роберту, не следует ждать окончательного ответа прямо сегодня. Потому что, если она, Настя, будет наседать на жен слишком энергично, они заподозрят ее во лжи, взбрыкнут, и тогда весь расклад может разрушиться.
Разговор прошел спокойно. Когда Роберт ушел, жены проявили неожиданную радость. Будучи бедными, они воспринимали сумму 25 тысяч долларов как большую и достойную. Настя же для того, чтобы укрепить доверие, предложила другой раздел двухсот тысяч. Отдать Шамилю его оговоренные 50, а оставшиеся 150 поделить поровну между остальными восемью наследни ками. Получалось, что Насте отходили 75 тысяч, а бывшим женам по 37,5. После такого Настиного жеста жены дали согласие на отказ от наследства в ее пользу, необходимость которого очень кстати объяснил Роберт.
Все прошло как нельзя лучше. Насте следовало сохранять хорошие отношения с бывшими женами, потому что до самого момента получения наследства они имели возможность передумать и отозвать отказ.
Да, собственно, Насте и не хотелось ссориться с ни ми. Присмотревшись, она увидела, что это вполне нормальные женщины. Кроме того, они ей помогали. Их дети были старше, а женщин и молодых девушек, как известно, просто гипнотизируют чужие младенцы. Поэтому они охотно и помногу возились с ее детьми, по очереди вставали к ним ночью, и Настя могла отдохнуть и обдумать житье. Асет проводила время в обществе дочерей второй жены – детсадовки и младшей школьницы. Первая жена, сдав квартиру, уволилась с копеечной работы. Вторая никогда не работала. Обе они, чувствуя, что должны чем-то отплатить за гостеприимство, занимались домашним хозяйством, и на Насте практически были только покупки и развоз детей по яслям, садам и школам. Девочки первой жены не только возились с младенцами, но и испытывали большую симпатию к самой Насте в силу возрастной близости и восхищались ее красотой и ухоженностью, которой не хватало их собственной матери. Настя красила им волосы – обе они решили стать блондинками, учила делать макияж и правильно одеваться. Короче, в «мавзолее» сложился странный многочленный симбиоз женщин от нуля до сорока лет. Это сообщество напоминало гарем, только в этом гареме не было хозяина, а без хозяина не было соперничества и склок. Шамиль по-прежнему жил в домике охраны, раз в неделю ездил на «Горьковскую» в мечеть, заведовал финансами, оставшимся в единственном числе автомобилем – старые были распроданы, – экономил, планировал дальнейшую жизнь. Со всеми он был спокоен и сдержан, внешне обожал только внука. Выполнял роль третейского судьи, когда конфликты все же возникали. Но на самом деле испытывал что-то вроде счастья – большая шумная семья возвращала его в патриархальный мир детства. Эта семья почти примиряла его с отсутствием солнца и неба над головой в этом ужасном климате. В глубине души он постоянно раздумывал о том, как бы навсегда узаконить
