Африки) не идут ни в какое сравнение с Персидским заливом. Только близкая к Европе Ливия со своими 4 млрд. тонн и полковником Каддафи довольно заметна в мировом балансе.
Табличку из государственного доклада я приведу, изучить ее на досуге полезно. Обратите внимание — там нет данных по России.
Как правило, запасы нефти включают также и запасы ГКЖ, в состав которых, кроме собственно конденсата, входят сжиженные нефтяные газы (этан, пропан, бутан), извлекаемые из сырья в процессе добычи или переработки.
Одна из наиболее закрытых стран в области информации о нефтяных ресурсах — Россия. Официальных данных на эту тему не публикуется, а в последнее время они вообще отнесены к государственной тайне. Именно поэтому оценки очень разнообразны и колеблются от 4 % мировых (6 млрд. тонн) до 13 % (20 млрд. тонн).
СТРАННАЯ СИТУАЦИЯ
Вообще-то ситуация странная. Мы, граждане России, не знаем, каковы источники благосостояния сырьевых экспортеров, за счет которых мы все живем. Да, именно так обстоит дело! Питаемся мы наполовину импортными продуктами, носим импорт, ездим на импорте. Нет ни российских чайников, ни стиральных машин; отвертки и гаечные ключи импортные; фильмы, которые мы смотрим — импортные; российские, правда, есть, но если бы их не было, разница была бы невелика. То есть они не плохи, одна беда — смотреть их нельзя. Хотя некоторым нашим режиссерам дают иногда премии на фестивалях, но назначение этих премий, по-моему, — чтобы русские не научились хорошие фильмы снимать,
Значительная часть того, что мы считаем российским — в действительности импорт, полностью или частично. Модные костюмы или ботинки сделаны по иностранным лекалам, и значительная часть прибыли идет владельцам лекал; рецепты, технологии, иногда даже просто фирменные названия («бренды») забирают значительную часть выручки. Под микроскопом можно отыскать сдвиги к лучшему — например, возврат водочной марки «Столичная» Российскому государству. Но это луч света в темном царстве.
Круглогодичные свежие фрукты, черешня в мае, арбузы в июне — ничего из этого не выросло в России. В Турции, Западной Европе, даже в Чили и Южной Африке.
Так за что нам такое счастье? За что нас так любят молдаване, китайцы, среднеазиаты, немцы, итальянцы? Настолько, что везут нам плоды своей земли, своих рук, своего ума и таланта?
За газ и за нефть. Только за это. Еще за аммиак, карбамид, стальной прокат и лом цветных металлов. Никаких других оснований для всемирной любви не наблюдается, за десятилетия реформ российская экономика не научилась производить что-либо конкурентоспособное и достойное для мирового рынка.
Когда маститый экономический гуру ругает коммунистов за то, что они заставляли нас потреблять некачественные собственные товары — ему простительно. А нам-то, простым обывателям, непростительно забывать, что если что-то хочешь купить — ты должен что-то продать. И если на мировом рынке удается продавать только нефть и газ, что делать, когда они закончатся? Китаец умеет шить куртки и кроссовки — и это умение у него останется; японец делает фотоаппараты; американец снимает фильмы. А мы, вместо того чтобы лучше делать то, что раньше умели, но плохо — теперь разучились делать вообще. Если наша военная промышленность получит военный госзаказ — она его, пожалуй, уже не выполнит, не соберет способных рабочих и инженеров. Их уже нету.
Мы живем лучше Северной Кореи не потому, что у нас демократия, а у них коммунизм. Просто у нас есть нефть и газ, а у Северной Кореи нет — и все. Кончатся они — будем жить хуже северокорейцев.
Нефть и газ — основа нашего общественного строя. А сколько у нас этой основы — мы не знаем. Так 4 у нас процента от мировых запасов или 13? В первом случае (4 %) граждане России могут ни о чем не думать всего 10–12 лет, а во втором (13 %) — целых 40. В первом случае уже нам нужно думать, как жить без экспорта нефти, во втором же озадачатся следующие поколения. «Потомства не страшись, его ты не увидишь!», — как сказал великий русский поэт Дм. Хвостов.
Простите, а как же нам осуществлять конституционное право на выборах? Мы же должны знать, как собираются наши кандидаты использовать основной экономический ресурс страны — экспорт нефти, ведь это важнее их приязни к собакам или кошкам.
Если вы сочтете, что мои замечания чересчур нигилистичны — то извините, а что такое еще мы умеем делать для мирового рынка? Кроме как добывать нефть и газ? Даже детей — и то разучились… Поэтому нечего обижаться: ничего мы в мировом масштабе не делаем, гуляем себе и пиво пьем, и только благодаря газу и нефти. Ну так нужно хотя бы знать, сколько лет нам датчане, шведы и немцы будут пиво возить. И турки. «Эфес» — пиво турецкое. Они ведь не бесплатно его нам возят, а за нефтяные денежки.
Говорите, «Балтика» — отечественное и конкурентоспособное пиво? Может, и так. Правда, я не знаю, кто владелец «Балтики» — в Питере это известно точно, как и адреса, откуда везут туда солод и хмель. Думаю, не из России. То есть побеждает ли Россия в конкурентной борьбе на рынке пива — большой вопрос. Подозреваю, что энергия для пивоварения и холодильных установок обходится дешевле, чем в Европе, а в цене пива это существенная составляющая. Чем еще «Балтика» может взять? Вкусом? Ну, не хуже многих, конечно… но рынок этот серьезный и сильно конкурентен. У нас это выражается в стрельбе по менеджерам из карабинов; в Европе — в разорении многих немецких (!!!) пивоварен, работавших сотни лет и не выдержавших новых условий. Но, увы, не мы их разорили — а датчане, турки, шведы.
Не думаю, что за оставшиеся 10–40 лет пиво сможет заменить в российском торговом балансе нефть и газ. Даже если конкурентоспособное пиво будет поддержано конкурентоспособным йогуртом, который, по сообщениям прессы, от нас начали экспортировать. Вообще чудеса: две трети молока у нас импортные, из Европы; делать йогурт и везти обратно в Европу — откуда выгода? Или, может, он не из молока?
Короче: если доктор сказал «в морг» — значит в морг. Наш товарообмен с внешним миром держится на нефти и газе. А сколько в России нефти — секрет.
Я по убеждениям демократ. Раз уж у народа есть право и возможность решать важнейшие государственные проблемы (опосредованно, мозгами своих лучших представителей), то нужно ими пользоваться. А, извините, принятие любого решения начинается с получения и усвоения информации. А тут самой главной-то информации и нет!
Потому мы и попробуем сделать «инженерную прикидку», — сколько же у нас нефти?
Разумнее всего базировать оценки на некоторых общих правилах, принятых в Госплане СССР. Так, в советские времена полагалось иметь неснижаемый резерв подтвержденных запасов на 30 лет текущего уровня добычи. То есть разбейся геологи в лепешку — но найди новые месторождения взамен истраченных. И находили, поскольку, кроме ЦУ и накачек, геологоразведка получала очень неплохое финансирование, обеспечение и снабжение.
Таким образом, можно предполагать, что в 1990 году, при тогдашнем уровне добычи 516 млн. тонн, подтвержденные запасы исчислялись в 15 млрд. тонн. За прошедшие с того времени 12 лет добыто около 4 млрд. тонн, прирост же запасов был незначительным.
Следовательно, можно считать, что современные запасы нефти в России составляют около 11 млрд. тонн. Косвенным подтверждением этому служат сведения о запасах нефтяных компаний, поделивших наследство России, ставшие достоянием гласности в середине 1990-х годов. Наибольшими подтвержденными запасами нефти (на начало 1995 года) располагали СИДАНКО (3,2 млрд. тонн), ЮКОС (1,6 млрд. тонн), ЛУКОЙЛ (1,51 млрд. тони), Сургут-нефтегаз (1,49 млрд. тонн).
Но, во многих отношениях, период 1985–1991 годов можно относить к «советским временам» с большой натяжкой, когда железные госплановские порядки уже не соблюдались. Лишнюю работу тогда
