стран мира. Да и у нас… До сих пор действуют соглашения о сокращении стратегических вооружений. Кто следит за их соблюдением американцами там, в США? Наши офицеры. Не удивлюсь, если окажется, что эти майоры и подполковники — сыновья и зятья генералов. Дело житейское. Длительная командировка в США в наших условиях позволяет сильно поправить благосостояние; а американцы надеются немного промыть им мозги, потому и осуществляют многолетние и, вроде бы, бесприбыльные программы по обучению чужих офицеров. Но если отрешиться от вполне понятной зависти (поди плохо в США съездить в командировку — это же не на свой страх и риск, не в придорожном мотеле тарелки мыть!), то легко понять — никто из этих генералов и офицеров не будет действовать в интересах врага, если будет четко представлять интерес своей страны.
Вот венесуэльцы, видимо, свой интерес и представляют. Раз мы продаем нефть — значит, нужно, чтобы она стала дороже. Кто из президентов этого добивается — тот наш президент!
Чавес удержался, но теперь ему не позавидуешь. Сила государственной машины — в ее бездушности, она год за годом, десятилетие за десятилетием вращает свои шестеренки в выбранном направлении. Сменяются президенты, уходят чиновники — а машина работает, и даже революции не могут ее разрушить до основания — как сейчас выясняется, на удивление много осталось даже в советской машине от царской. Горючим же этой машины служит государственный интерес. И Соединенным Штатам Америки нужен свободный, без неожиданностей, доступ к восьми венесуэльским миллиардам тонн нефти. Такой же, как к мексиканским — ведь это продлит привычную американскую жизнь на восемь лет!
Государственная машина США будет продолжать пережевывать своими зубчатыми колесами тех, кто пытается ей противостоять. Теперь в шестеренки попал Уго Чавес. Сколько он сможет этой машине противостоять?
Фидель Кастро сопротивляется ей сорок лет. Помните, как наши, российские подшакальники радовались, что лишат Кубу российского рынка сахара? Как объявляли, что кубинские эмигранты завалят Россию дешевым сахаром из Майами? Как с тех пор выросло наше благосостояние — мы знаем. А вот Фидель удержался без наших поставок. Ему и американские президенты не страшны, а уж эти-то… Зато как звонок был ответный щелчок! Старик-революционер и здесь извернулся, сыграл на поле наших «реформаторов» и привлек за последние десять лет на Кубу иностранных инвестиций, сколько нашим «привлекателям» и не снилось.
Но сколько же эта борьба стоила! Сколько бы могла сделать Куба без американской блокады! Кто- нибудь, кстати, помнит — а из-за чего она, блокада-то? Да можно и не стараться. И в терроризме обвиняли, и в нарушении прав человека… Но если не вдаваться в подробности, то главная причина — злоба США, что Фидель не дал себя свергнуть.
Что будет с Кубой, когда Фидель уйдет? И сможет ли бороться Чавес так же, как Фидель? Вы, конечно, можете подумать, что Фидель без советских ракет для США не опасен (ошибаетесь, он — «плохой пример»; это хуже, чем ракеты), а Чавес со своими 8 млрд. тонн держит америкосов за гланды. Так, и не так.
ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ
Вспомним, с чего начались в Венесуэле события. Чавес решил провести кадровое изменения в менеджменте государственной (!) нефтяной компании. То есть, во-первых, ситуация там, видимо, не удовлетворяла его не в личном плане, а из-за нанесения ущерба интересам страны. Известно, что если менеджер продавца действует во вред хозяину — это означает пользу покупателю или себе. Для своего кармана венесуэльские госчиновники действовали несомненно. Но судя по позиции США — и в пользу США также. То есть за венесуэльскую нефть Венесуэла получала меньше, а США плюс венесуэльские чиновники больше, чем должны.
Во-вторых, оказалось, что простые назначаемые государственные чиновники могут показать зубы собственному президенту; и не просто показать, а попытаться его свергнуть, всерьез, не понарошку. Следовательно, ресурсы у этих чиновников огромны, вполне сравнимы с государственными. «Аптеку контролируешь — вату имеешь». Крылатые слова! Если страна не продает ничего, кроме нефти — то причастные к продажам чиновники могут сравниться по мощи со страной. И, если захотят, поменять в ней порядок управления.
Чавес сидит на вулкане. Вулкан этот — частный интерес госчиновников. Искоренить коррупцию было трудно и Николаю I, хотя пределом мечтаний тогдашнего чиновника были борзые щенки. А если миллиарды долларов?
Мне как-то пришлось рассматривать очень наглядную диаграмму: объемы введенных в эксплуатацию нефтяных месторождений в СССР по десятилетиям. Маленькие прямоугольнички для 1930-х, 1940-х, 1950-х годов; уже побольше — для 1960-х и огромный — для 1970-х. Мы с Ищенко одновременно ткнули в него пальцем: «Вот здесь был подписан приговор СССР!»
А действительно: насколько была реальна опасность капиталистической реставрации в СССР? Наша экономика в первой половине XX века ни для кого не представляла интереса. Она вообще слишком низкорентабельна. Даже Гитлер не собирался колонизировать всю Россию: в его планах было онемечивание Прибалтики и части Украины, особенно Крыма. По-моему, ему и Белоруссия была неинтересна. И совершенно то же самое думали о советской экономике другие. Это мы считали, что наши заводы кому-то нужны. Только в 1990-е и узнали, что они на фиг никому не надобны.
А из сырья что у нас было такого привлекательного? Сало? Пенька? Лес, разве что, — да его могли добывать только сами русские. Но с появлением советской нефти и созданием экспортных возможностей обозначились два интереса: Запада и групповой интерес советского госчиновника-нефтеэкспортера. Осуществлению этих планов мешал только Союз. Противостоять этим клещам, возможно, было реально — если бы хоть кто-то понимал, что происходит.
Хотите поспорить с таким примитивным подходом, что Союз развалили из-за доступа к нефти? Стоит ли? Принцип «кво вадис» — «кому выгодно» — еще никто не отменял. И он поверяется простым арифметическим расчетом: кто и где после распада СССР получил больше прибыли. В рыночной экономике много хорошего и для производителя, и для простого потребителя; но с выгодами нефтеэкспортера не сравнится ничто. Все остальное — идеологическая чешуя, которую, имея деньги, можно организовать — было бы желание.
Отсюда проистекает печальный вывод, к которому я и подвожу вас, уважаемый читатель: венесуэльский опыт показал, что национализация нефтяной отрасли сама по себе не является панацеей. Тем самым государство закладывает под себя мощную мину. Можно национализировать нефть (или не приватизировать ее вообще), но управляющие государственной компании могут принести не меньше ущерба, чем приватизаторы. Что делать? Государству нужно постоянно контролировать чиновников, но деньги в этом бизнесе крутятся такие, что можно купить и контролеров. Если нельзя их — то тех, кто назначает контролеров; если нельзя купить кадровиков, то можно купить следователей, и они заведут уголовные дела против слишком неподкупных кадровиков. Когда два таких мощных фактора, как нефтяные деньги и интересы США, действуют совместно, то государственный интерес малой страны уберечь трудно. «Водичка дырочку найдет». Есть еще вариант: маленькой стране лечь под богатую, и тогда ее лидеры и порядок управления будут одобряться американцами, пусть там хоть людоедство практикуется.
Частный торговец нефтью, рассуждая абстрактно, старается действовать в собственных интересах — значит, продает нефть дорого. Государственный чиновник, чье жалование мало зависит от прибыли, не может не искать приработка. Малая доля процента от выгоды, упущенной его собственной страной, для него — целое состояние.
И частный владелец находится в выигрышном положении: он может своего менеджера, действующего ему в ущерб, просто пристрелить. Хотя бывает и наоборот, если владелец поздно спохватится. Президент страны прибегнуть к такому простому способу не может.
Современный мир тем и интересен, что национальные правительства имеют меньше власти, чем корпорации. Может ли даже президент страны купить журналисту, скажем, «Мерседес»? Сожрут с трусами обоих. А президент нефтяной компании? Никто и ухом не поведет. Видите разницу между государством и
