Мысли

как любое из наших телесных чувств по сравнению с разумом.

453. Согласно правилам игры, вам должно без устали стараться найти истину, ибо, если вы умрете, не испол­нившись благоговейной любви к Зиждителю, вас ждет погибель. — “Но когда бы Он и впрямь желал моей благоговейной любви, то подал бы мне какие-то знаки Своей воли”, — отвечаете вы. А Он и подал, только вы их не заметили. Ищите же, дело стоит того!

454. Правила игры. — В земной юдоли чело­веку следует устраивать жизнь, опираясь на одно из двух противоположных утверждений: 1. Его пребывание в этом мире будто бы нескончаемо; 2. Оно, вне всяких сомнений, быстролетно и, возможно, через час уже при­дет к концу. В этом втором утверждении — истинная суть нашего удела.

455. Если отпущенный мне десяток лет (ибо таковы правила игры) я проведу, ублажая свое себялюбие и безуспешно стараясь понравиться, что вы можете обе­щать мне, кроме несомненных мучений?

456. Возражение. — Надежда на спасение да­рует человеку счастье, но этому снастью сопутствует страх перед преисподней.

Ответ. — У кого больше оснований страшиться преисподней: у людей, не знающих, существует преис­подняя или нет, но уверенных, что будут ввергнуты в нее, если она все же существует, или у людей, которые не сомневаются в ее существовании, но преисполнены надежды, что спасутся?

457. “Я немедля отказался бы от мирских наслаж­дений, если бы верил в Бога” — так обычно говорит безбожник. А я так отвечаю на это: “Вы немедля по­верите в Бога, как только откажетесь от мирских на­ слаждений”. Так что первый шаг должны сделать вы.

Я внушил бы вам веру, если бы мог, но это не в моей власти, и, значит, не в моей власти проверить, так ли оно было бы в действительности, как вы говорите. Но в вашей власти отказаться от наслаждений и про­верить, так ли оно будет в действительности, как говорю вам я.

458. Порядок. — Мне было бы куда страшнее заблуждаться и лишь потом обнаружить, что в христи­ анской вере сокрыта истина, чем, не заблуждаясь, твердо верить в ее истинность.

459. Христианская вера говорит о том, о чем чувства сказать не могут, но никогда не вступает в противобор­ство с ними. Она превыше чувств, но между ними нет противостояния.

460. Сколько нам понадобилось подзорных труб, чтобы открыть светила, доселе не существовавшие для наших философов! Священное Писание не раз оспари­вали из-за поминаемого там великого множества звезд, громогласно заявляя при этом: “Их всего-навсего тысяча двадцать две, уж это мы твердо знаем!”

На земле растут разные травы — мы их видим. — Но с Луны их не увидели бы. — Эти травы обросли ворсинками, между ворсинок ютятся крошечные твари, а уж мельче их нет ничего. — О самомнительный че­ловек! — Сложные вещества состоят из элементов, но вот элементы совершенно однородны. — О самомнительный человек! Тут пролегает некая еле заметная чер­та. — Не следует говорить, будто существует что-то недоступное нашему зрению. — Итак, говорить следует, как все, но думать — по- своему.

461. Покорность. — Порою должно уметь со­мневаться, порою — проникнуться верой, порою — покорствовать. Кто не следует этим правилам, тот не в ладу со здравым смыслом. Иные люди не способ­ны усвоить ни одного из них: они или всему верят как доказанному, ибо ничего не понимают в доказа­ тельствах, или во всем сомневаются, ибо не понимают, в каких случаях должно покорствовать общепринято­му, или всему покорствуют, ибо не понимают, что в иных обстоятельствах следует пораскинуть собственным умом.

462. Блаженный Августин: разум никогда не стал бы покорствовать, если бы не считал, что в иных случаях покорность — его прямой долг. Следовательно, если он сам считает, что должен покорствовать, в подобной по­корности заложена справедливость.

463. Покорность и умение здраво мыслить — вот черты, которыми отмечено истинное христианство.

464. Мудрость велит нам уподобиться детям: Nisi efficiamini sicut parvuli[69].

465. Отличительнейшая черта разума — его недо­верие к себе.

466. Наивысшее проявление силы разума — в спо­собности признать, что существует множество явлений, ему непостижимых; он слаб, если не понимает этого.

А если даже естественные явления превосходят его понимание, то что уж говорить о явлениях сверхъесте­ственных!

5. Польза доказательств с помощью механических действий: автомат и воля

467. Возлагать надежду только на исполнение всех обрядов значит покорствовать суеверию, своевольно от­вергать обряды — значит покорствовать гордыне.

468. При таинстве исповеди, чтобы грехи были нам отпущены, необходимо не только их отпущение, но и покаяние, которое не будет настоящим, если оно не стре­мится к таинству. Точно так же не благословение сни­мает с врачующихся грех при зачатии, но желание за­чать детей, угодных Богу, а непритворно такое желание лишь у тех, кто сочетается законным браком. И как не причастившийся таинству, но мучимый совестью может больше надеяться на отпущение грехов, нежели причас­тившийся, но не раскаянный грешник, точно так же дочери Лота, например, только и желавшие, что иметь детей, были целомудренней, хотя и не состояли в браке, нежели замужние женщины, этого желания не испыты­ вающие.

469. Дабы обрести Бога, внешнее следует сочетать с внутренним, иными словами — следует преклонять колени, читать молитвы и т. д. в знак того, что человек, исполненный гордыни и не желавший покорствовать Бо­гу, теперь покорствует Его творению. Ожидать помощи только от внешнего — значит быть исполненным суеверия, не желать внутреннее сочетать с внешним — значит быть исполненным гордыни.

470. Ибо не следует заблуждаться на свой счет: мы — и бездушные механизмы, и одушевленные суще­ства, и, следовательно, убедить вас в чем-то можно не только с помощью очевидного. На свете так мало оче­видного! Доказательства убедительны только для разума. Куда неотразимее доказательства обычая: он воздейст­вует на автомат, который затем незаметно склоняет на свою сторону разум. Кто и когда доказал, что завтра снова наступит день и что все мы смертны? А вместе с тем, кому придет в голову оспаривать эти утверждения? Итак, убедил нас в них обычай, тот самый обычай, который множеству людей прививает христианство, ко­торый сотворяет их турками, язычниками, ремесленни­ками, солдатами и т. д. (Христиане обретают свою веру еще при крещении, их больше, чем язычников.) Нако­нец, обычай приходит на помощь и в том случае, когда разум уже узрел, в чем содержится истина, дабы напи­тать, окрасить живыми красками нашу веру, ежечасно грозящую от нас ускользнуть: слишком уж хлопотно все время искать доказательства, ее подтверждающие. Нам нужна необременительная вера, а как раз такую веру и дарует привычка, которая без всякого насилия, без ухищ­рений и доказательств побуждает уверовать в то, или другое, или третье, клонит к этому все отпущенные нам способности, так что наша душа сама собой целиком отдается помянутой вере. Если человек верует лишь по подсказке рассудка, меж тем как автомат в нем склонен верить противоположному, вера его шатка. Итак, ве­рой должны проникнуться обе наши половины: рассудок, единожды и навсегда убежденный разумными доказа­тельствами, равно как автомат, убежденный обычаем, накладывающим запрет на неверие. Inclina cor meum, Deusi[70].

Человеческий разум медлителен, к тому же привык рассматривать любое явление под столь различными уг­лами зрения, которые всегда следует иметь в виду, что поневоле то и дело задремывает или вообще сбивается с пути, потеряв нить рассуждений. Чувство, напротив того, проворно: оно мгновенно отвечает на воздействие и всегда к этому готово. Вот почему, когда дело касается веры, мы должны положиться на чувство, иначе она всегда будет шаткой.

471. Письмо о пользе доказательств, полученных с помощью механизма. — Ве­ра во всем отлична от доказательства: доказывает человек, веру дарует Бог. Justus ex fide vivit[71]