— А почему ты кричала? — снова спросил он, и его нежный голос был противоположностью той силе, которую он только что продемонстрировал.
Похоже, он вообще не был рассержен, а только ужасно смущен.
— Мне страшно, — ответила она, произнося слова медленно и спокойно, поскольку пыталась взять себя в руки. — Я не хочу находиться здесь.
— Ничего, захочешь, — сказал он, и теперь его голос становился дружелюбным. — Со временем ты еще будешь благодарна, что я привез тебя сюда. Уж я об этом позабочусь.
Элизабет не понимала, что это означает.
— Каким же образом? — робко спросила она.
— А таким, что буду с тобой очень хорошим. Эти слова были такими будничными. Элизабет казалось, что их вполне мог бы сказать какой-нибудь мальчик на первом свидании. Карлу же не было никакого смысла говорить с ней подобным образом. Элизабет была в слишком сильном замешательстве, чтобы отвечать.
Карл огляделся кругом. Он, похоже, и сам слегка нервничал, неугомонно теребя в пальцах кляп.
—Не бойся меня. Я не собираюсь причинять тебе вреда.
Элизабет осторожно посмотрела на кляп.
—А ты не собираешься снова заткнуть мне этой штукой рот? — спросила она.
—Нет.
Этот ответ удивил ее.
—Разве ты не боишься, что я могу снова закричать?
Он покачал головой:
—Думаю, это в любом случае ничего не изменит. Никого поблизости это не потревожит... Да и шансов маловато, что кто-то вообще услышит тебя.
—А почему же нет? Где мы? Куда ты меня привез?
—Успокойся, Элизабет. Теперь ты в безопасности. — Он встал и этаким горделивым жестом взмахнул руками. — Добро пожаловать в мой дом.
Элизабет впервые свободно посмотрела на свое новое окружение. Впрочем, смотреть-то особенно было не на что. В лучшие времена то помещение, в котором она находилась, возможно, было гостиной, но теперь это было потрепанного вида почти пустое пространство размером примерно с ее спальню. Слева от нее была входная дверь, а у стены, прямо перед Элизабет — изодранный диван с рисунком «в цветочек». Изо всех сил вытянув шею, она успела мельком увидеть стол и еще один стул, вроде того, к которому она была привязана. Все это, как и диван, похоже, было отвергнуто даже Армией Спасения[4]. Позади себя и немного правее Элизабет заметила кухонную плиту, за ней — какой-то сводчатый проход, который, как ей показалось, вероятно, вел в ванную или, быть может, в спальню. Единственное окно на стене рядом с дверью было заколочено старыми обшивными досками, пол же был потертым, перепачканным глубоко въевшейся грязью. Стены тоже были грязными, и на них не было никаких фотографий или разных личных вещичек, которые Элизабет могла бы рассчитывать увидеть в месте, именуемом кем-то своим домом.
—Где мы? — повторила она.
—В моем доме, — снова сказал он и добавил: — Впрочем, мне хотелось бы, чтобы ты привыкала считать его и своим домом тоже.
СВОИМ ДОМОМ?! Элизабет содрогнулась от отвращения. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь привыкнет к этой мерзкой лачуге.
—И сколько же времени ты собираешься держать меня здесь?
Карл улыбнулся:
—Всегда!
От этого заявления глаза Элизабет сами собой закрылись. Все это происходило слишком уж быстро. Но реальность становилась ясной. Всего несколько минут назад Элизабет смотрела в лицо смерти, теперь же перед ней была перспектива провести с Карлом всю оставшуюся жизнь. И она не знала, что из этого было хуже.
Элизабет заставила себя снова открыть глаза и посмотреть на Карла в надежде открыть причину, стоящую за этим безумием. Однако вряд ли по выражению его лица можно было обнаружить больше того, что уже было известно Элизабет. Глаза его были серьезными, в них не было видно ни малейшего намека на безумный либо совершенно отсутствующий взгляд, который, по мнению Элизабет, должен был быть у того, кто достаточно спятил, чтобы похитить другого человека. А морщинки вокруг глаз и то, как были завернуты вниз уголки его рта, тоже предполагали нечто другое — выражение безмерной тоски, которое Элизабет помнила по больнице, тоски, сути которой она не могла понять.
— Зачем я здесь, почему? — спросила она.
— Потому что я люблю тебя. — Ответ его был мгновенным, а голос — почти детским, это простенькое заявление он промолвил так, словно оно было очевидным.
Элизабет не могла поверить, что он говорит искренне. Как он мог ее любить? Он же не знал о ней вообще ничего. Или знал? Элизабет с сожалением признала, что он сумел выяснить, на каком автомобиле она ездит и когда уходит с работы. Сколько же он еще узнал, следуя за ней по пятам по всей больнице?
Нет-нет, она .этого не понимала и не желала оставаться здесь достаточно долго, чтобы это выяснить. Сейчас на уме у нее было только одно — спасение. Внимательно рассматривая комнату, она отчаянно пыталась придумать какой-нибудь план. Окно было заколочено плотно, и ей пришлось предположить, что и окна в задней части дома загорожены таким же образом. Но вот дверь держалась на запоре только с помощью замка и цепочки. Ей понадобилось бы всего-то несколько секунд, чтобы прорваться через эти преграды. Но, для того чтобы сделать это, она должна была отвлечь внимание Карла. Да, это было бы трудно, поскольку Элизабет сомневалась, что он выпустил бы ее из поля своего зрения. Но она должна была попытаться.
Впрочем, никакой план спасения, разумеется, невозможно было даже начать осуществлять, пока она не добьется, чтобы Карл развязал ее. Но когда она попросила его сделать это, ответ был таким:
— Пока что нет.
На это у Элизабет не нашлось ответа, и она немного помолчала. А потом ей пришло на ум очевидное решение.
— Карл, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал поласковее, — мне надо сходить в ванную.
Какое-то мгновение он выглядел смущенным, словно не запланировал такой возможности, когда привязывал ее к стулу. А потом его лицо расслабилось.
— Ладно, — согласился он. Обойдя стул, Карл снял узы, стянутые вокруг ее тела.
К удивлению самой Элизабет, она улыбнулась, благодарная, что получила даже такую вот свободу движений. Почти непроизвольно Элизабет первым же делом наклонилась вперед и коснулась головой собственных коленей, чтобы разогнать кровь в затекшей спине. Ах, как приятно было снова подвигаться! И что было еще более важным — Элизабет понимала, что все мышцы ее тела должны сработать как положено, если ей придется спасаться бегством.
Но Карл заготовил ей сюрприз: он развязал не все. После того как Элизабет распрямилась на стуле, он, потянув, поставил ее стоймя, но руки и ноги ее при этом по-прежнему оставались связанными. А потом он подхватил ее на руки и понес в сторону двери в ванную. Он снова поставил ее на ноги и только после этого все-таки снял с нее веревки, не переставая крепко держать ее, пока Элизабет не оказалась внутри комнатки размером со стенной шкаф. После этого он стремительно закрыл за ней дверь. Что ж, Карл ничуть не рисковал, развязывая ее, поскольку сбежать из этой крошечной комнатки без окон было невозможно.
«Но во всяком случае он предоставляет мне уединение», — подумала Элизабет, пока Карл дожидался ее снаружи. Лишившись свободы, она теперь понимала, что любую победу, какой бы малой она ни была, следует хранить и лелеять. Если она и не сделала ничего другого, то ей по крайней мере удалось убраться с этого стула. И, что было еще важнее, она могла передвигаться, ничем не сдерживаемая. Элизабет помахала руками в разные стороны, чтобы усилить кровообращение, и посгибала ноги, изумляясь тому, какие замечательные ощущения могут доставлять эти простые движения. Она оставалась в ванной как можно
